Татьяна Линг - (Не)чужой ребенок

– Еще раз прошу прощения, – дежурно улыбается работница банка и нажимает на кнопку, чтобы вызвать следующего клиента. Это конец.

Марина

Возвращаюсь в холодную двухкомнатную хрущевку. Холодную потому, что без Сашки квартира кажется безжизненной, пустой, мертвой. Из последних сил заставляю себя снять пальто и сапоги. Прохожу на маленькую, но уютную кухоньку, где удивительным образом умещаются и маленький круглый столик, и холодильник, и магниты для изучения алфавита, сложенные в первые слова, которые мы учились читать по слогам. Маленький пушистый слоник Санька сидит, грустно опустив хобот. Щелкаю кнопкой чайника, который тут же начинает шуметь, хоть так заполняя тишину дома.

В это время мы обычно возвращались: я с работы, Саша из садика. Я готовила ужин, мы читали задорные книжки, я мыла братика, и потом мы вместе смотрели у меня на диване «Спокойной ночи, малыши». В выходные ходили на мультики в кино, в детский театр кукол или проводили увлекательные вечера в музеях. Наш маленький мирок хоть фактически и состоял из двоих, но нам этого было вполне достаточно. Пока в дверь не постучала это проклятая болезнь.

Успеваю налить чай и забраться с ногами на стул, когда телефон снова оживает и звонит.

– Мама! Ну наконец, я думала, что-то произошло! – Очень хочется выдохнуть, чтобы мама сказала, что у нас все получится.

– Рассказывай мне подробнее еще раз. – На том конце даже всхлипывают. Она что-то говорит по-итальянски, и я слышу мужской голос невдалеке.

– Ты не одна?

– Что за вопрос? – возмущается мама. – Конечно, я не одна! Со мной Фернандо! Ты же нисколько не подготовила меня к этой новости!

Вздыхаю.

– Я и сама была к ней мягко говоря не готова.

Беру слоника и прижимаю его к себе ближе. Находиться без Сашкиного запаха становится практически невозможно. Не представляю, как с этим справляется мама, она все же живет в другой стране уже почти четыре года.

– Нам надо четыре с половиной миллионов, чтобы Сашке жизнь спасти!

Мама что-то снова говорит на итальянском. Может, просит, чтобы этот Фернандо нам помог? Замираю в томительном ожидании, старательно прислушиваясь к их разговору.

– У меня нет таких денег, – вдруг выдает мать, и я на мгновение опешиваю.

– Но без этих уколов Сашке не жить.

В голове не укладывается, как она могла такое сказать. Да, я понимаю, что таких денег нет ни у кого, но она же уехала туда, чтобы иметь возможность зарабатывать и откладывать что-то? Кроме того, она уже давно не отправляла нам с Сашкой на жизнь. Я сама обеспечивала брата всем необходимым и никогда не просила ее помочь. Но сейчас…

– Мам, сколько ты сможешь собрать?

– Боже, да за что мне такое наказание? Неужели нет каких-нибудь государственных программ? Обратись в фонды, в конце концов.

– Мы по государственной программе получаем поддерживающую терапию, и нам ее не хватает. Фонды – это слишком долго! Может, ты сможешь дать хотя бы миллион рублей? На предоплату. Срок – следующая неделя.

– Я же сказала нет!

– А сколько есть? – кричу в трубку, чего никогда не случалось, и тут же от бессилия тихо шепчу: – Это же твой единственный сын!

– Не смей так со мной разговаривать! – одергивает мама. – Я всю жизнь посвятила тебе, в университет не поступила, кое-как закончила вечернюю школу, потому что тебя бегала кормить по часам! И надеялась, что Саша будет в хороших руках! Ты довела брата до болезни! И должна решить этот вопрос самостоятельно! Я всю жизнь тебе отдала, теперь пришла твоя очередь мне помогать. Понятно? Я позвоню тебе через неделю. Ариведерчи!

Короткие гудки. И это все? Осторожно откладываю в сторону телефон, хватаю слоника, прижимаю ко рту и кричу в него что есть сил.

Помощи ждать не от кого, придется что-то решать самой. Чай так и остается стоять на столе, поскольку даже на него у меня нет сил. Бреду в детскую комнату, утыкаюсь носом в одеяло, пахнущее детским шампунем, и мгновенно засыпаю.

К середине недели у меня уже есть сто тысяч долгов и ни одного варианта, где бы добыть еще денег. Я обзвонила всех друзей и знакомых. Писала сообщения, отчего многие из них меня тут же заблокировали. Сложности дают понять, кто твой настоящий друг.

Отпрашиваюсь с работы пораньше, чтобы снова навестить Сашку. В руках пакет с яблоками, которые Сашка обожает. А я мыслями даже не с ним. Чертовы деньги! Почему всегда все упирается в них? «Четыре с половиной миллиона” – звучит в голове. Слезы застилают глаза, и я почти ничего не вижу, когда иду по улице. Натыкаюсь на кого-то и слышу: «Осторожнее!»

Пакет падает, яблоки рассыпаются, и я приседаю, чтобы их собрать. Позади слышу голоса, но не оборачиваюсь до тех пор, пока до слуха не долетает: «Тебе не кажется, что три миллиона – это слишком много?»

Смотрю на пару, выходящую из двери напротив. Поднимаю глаза – «Клиника “Амур”» на вывеске. И реклама, яркая, привлекающая внимание даже сквозь слезы. Беременные женщины, счастливые мамы с младенцами… Клиника репродуктивных технологий! Перед глазами проплывают воспоминания: объявления в газетах о донорстве биологического материала и суммы, которые за это платят.

Слезы тут же высыхают. Я поспешно собираю яблоки, неловко запихивая их в пакет, собираюсь с духом и толкаю тяжелую стеклянную – а кажется, что чугунную – дверь.

В холле прохладно, и я слегка ежусь. Светло, просторно, современно, а еще дорого. В огромных вазах стоят замысловатые композиции из белых орхидей. На стенах картины с отпечатками ручек и ножек младенцев. Ненавязчиво играет классическая музыка и я слышу даже звук водопада.

Ко мне спешит девушка с сияющей на лице улыбкой.

– Добрый день, рады видеть вас в нашей клинике. Какую консультацию хотите получить? Я вам все расскажу и покажу, пойдемте.

Она провожает меня в большое помещение с мягкими диванчиками и стеклянным журнальным столиком, приглашает сесть и я сажусь, почему-то крепко прижимая к себе пакет с яблоками. Волнительно и страшно.

– Итак, какая услуга вас интересует? – смотрит выжидающе, а у меня во рту пересохло, ни слова не выдавить.

– Донорство, – почти шепчу, глотая вязкую слюну.

– О, прекрасно. У нас имеется весь спектр услуг для ЭКО и…

– Нет, вы не поняли. – Выдыхаю и выпаливаю: – Я хочу стать донором.

– О, понятно. – Девушка окидывает меня взглядом. – Давайте я провожу вас к специалисту, и она вам все расскажет, хорошо?

Киваю и встаю следом за девушкой, идем по длинному коридору. Она толкает одну из дверей и говорит:

– Алла Федоровна, это к вам, – а потом жестом предлагает мне войти и закрывает за собой дверь.

Мнусь на пороге, не зная, что делать. Поднимаю взгляд – за столом женщина возраста примерно моей мамы. Чуть тронутые сединой волосы собраны в аккуратный пучок, стильные очки, явно дорогая одежда. Она поднимает глаза на меня, и мне снова становится страшно.