Элена Макнамара - Ты не для меня

Брайан… простил Киллиана! После всего, что он сделал?! Но как он мог?!

– Отца дома нет, – бросает Брайан через плечо, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Он как будто знает, о чем я думаю. Хотя и так понятно, что я не хочу видеть отца. Я же пять лет не выходила с ним на связь.

Поднимаюсь вслед за братом, озираясь по сторонам. Родительский дом остался таким, каким я его запомнила. Может, лишь обветшал ещё больше. Оба этажа нуждаются в ремонте, ну и в уборке – очевидно, что женская рука к дому не прикладывается очень давно. Неужели отец живёт один?

Брайан подходит к двери моей комнаты. Ставит чемодан на пол. Наваливается на стену плечом.

Я скрещиваю руки на груди – излюбленная защитная поза. Но от кого я защищаюсь? От брата? Хм…

– Так отец ни с кем не живёт? – разглядывая собственную обувь, осторожно интересуюсь у Брайана.

– Жил. Какое-то время. Но уже нет, – его голос абсолютно ничего не выражает, и я с любопытством вглядываюсь в его лицо. – А ты, Оливия? Почему ты всё-таки вернулась? – своим вопросом он застаёт меня врасплох. – Помнится мне, у тебя вроде как парень был, замуж собиралась. Что случилось-то?

Мои губы сами по себе растягиваются в кривой ухмылке.

– Дана?! – фыркаю я. – Она что, всё тебе рассказывает? Почему ты вообще с ней видишься? Какое она имеет к тебе отношение?

– Никакого, – тут же отвечает Брайан, – мы просто пересекаемся с ней на разных тусовках.

– Ясно, – поджимаю губы, – значит, она должна была рассказать тебе, почему сорвалась наша свадьба.

– Ну, допустим, – брат тяжело вздыхает. Его лицо в один миг становится злее, острее. Ноздри раздуваются. – Этот козёл изменил тебе. Это правда?

– Нет, то есть да, это правда. Вот только он не изменил, а изменял. Долго, часто, систематически и за моей спиной.

Брайан сжимает кулаки, и, слава богу, я вижу в его взгляде гнев, а не жалость.

И мне хочется его обнять. Хочется вспомнить, как это – иметь старшего брата. Но я продолжаю стоять на месте, а он ничего больше не говорит.

– Ладно, – отмираю, распахивая дверь, – разложу свои вещи.

Брайан молча кивает и быстро пересекает коридор, исчезая за дверью собственной комнаты. Я смотрю ему вслед, а потом перевожу взгляд на свои апартаменты. Поднимаю чемодан и захожу внутрь.

Моя комната, конечно, не изменилась в размерах, но всё равно кажется ещё теснее, чем прежде. Большую её часть занимает кровать, плюс шкаф средних размеров – и вот уже невозможно протиснуться к окну. Кстати, очень грязному окну.

Брезгливо провожу пальцем по деревянной раме и стеклу, размазывая пыль по поверхности. Занавеску даже трогать не хочется, она висит здесь последние пять лет, и если присмотреться, то станет очевидно, что когда-то она была однотонной бежевой тканью, а сейчас покрыта паутиной, напоминающей замысловатый рисунок.

На секунду отвлекаюсь от любования запустениями. Моё внимание привлекает подъехавшая к дому машина – тёмно-синий кабриолет какой-то сверхдорогой марки. За рулём парень в солнцезащитных очках, закрывающих половину его лица. Плотно облегающая футболка на нём не оставляет без внимания прокачанные мышцы плеч и груди.

А ещё тату… Его руки, шея и, наверное, другие части тела расписаны разнообразными линиями, которые невозможно разглядеть с высоты второго этажа.

Много тату. Очень-очень много тату, но странно – роспись на его теле не кажется отталкивающей. Наоборот, красивой. Сексуальной. Хочется приблизиться, рассмотреть, прочесть как картину… всё его тело.

О, боже, о чём это я?…

Тем временем притягательный парень смотрит вправо, на входную дверь нашего дома. Он кивает моему брату, который неспешно спускается по крыльцу и подходит к тачке.

Неужели Брайан уедет, когда я только что вернулась? Мы же толком и не поговорили. Недовольно фыркаю от возмущения. Хочется постучать по стеклу, привлечь к себе внимание, но я не решаюсь.

Брат запрыгивает в машину, не открывая двери. Обменивается с парнем парой фраз, но даже по губам невозможно прочесть, о чем они говорят. Парень с татуировками спускает вниз к подбородку свои огромные очки и бросает взгляд на окна второго этажа. Причем делает это так быстро, что я не успеваю даже отпрыгнуть.

Между нами устанавливается зрительный контакт, который кажется непозволительно долгим.

И я узнаю этого парня. Вся его сексуальность и притягательность меркнут, глаза застилает пеленой раздражения.

За рулём крутой тачки не кто иной, как Киллиан Шоу!

Да, это точно он! Моя давняя любовь, моё главное разочарование, моя боль длиною в пять лет.

Киллиан криво усмехается, выкручивая руль влево. Подмигивает мне… а потом нахлобучивает очки обратно на глаза. Резко топнув по газам, стартует с места.

Машина уже скрывается за поворотом, когда я ощущаю, как кровь вновь приливает к лицу. Дыхание, застрявшее в горле, вырывается с глухим стоном на выдохе. Отворачиваюсь от окна и присаживаюсь на край кровати, пряча лицо в собственных ладонях.

События пятилетней давности давно похоронены в глубинах памяти. Не стёрты, ибо это невозможно. Просто пережиты и забыты. И мне безумно не хочется вспоминать. Но Брайан не оставил мне выбора. Брат дружит с тем, кто косвенно, но повинен в моём отъезде. Повинен в расколе нашей семьи.

Киллиан повинен в смерти нашей матери.

Стук в дверь. Робкий, почти неслышный.

Нехотя бреду на звук, шаркая ногами по полу. Мне не хочется открывать, не хочется ни с кем говорить, не хочется никого видеть.

После похорон матери прошла уже пара недель… может, больше, а может, и меньше. Время как-то совсем утратило для меня ценность. Замерло.

Врачи предупреждали, что очередной приступ может стать последним, и эпилепсия вызвала необратимые разрушения головного мозга, но понимать действительность и принимать её – это, как выяснилось, разные вещи. Я считала, что этот день никогда не настанет. Что я никогда её не потеряю. Ведь в те дни, когда всё было спокойно, и она хорошо себя чувствовала, ничего не забывала, и у неё не было приступов, мне казалось, что мама здорова, и так будет всегда.

Но в тот злополучный день скорая не приехала вовремя, и мама попала в больницу лишь час спустя. Ещё через час она впала в кому. Потом умерла, так больше и не открыв глаз.

Мы похоронили её, оплакали, и, кажется, каждый член нашей семьи продолжил жить дальше, но только не я…

Робкий стук повторяется. Распахиваю дверь, устало наваливаясь плечом на косяк. Вглядываюсь в едва узнаваемую спину парня, спускающегося с нашего крыльца.

– Доминик? – с удивлением окликиваю его.

Он останавливается. На пару секунд замирает. Я вижу, как напряжена его спина и плечи, как глубоко он вздыхает, а потом медленно оборачивается.