София Устинова - Бес с тобой

Ох уж эти помощники!!! Киплю от возмущения. То крутятся под ногами, прохода не давая, то ни одного нет. И главное нет, когда так нужны!

Прикусив губу, тащу пакеты с покупками в лавку к деду. Давно планировала пополнить полки необходимым. Для работы и обучения очень нужно. И вот, когда мне так нужны друзья, точнее их руки – нет ни одного!

И очки, как назло, так и норовят на нос сползти. Нелепо морщусь, будто это может хоть как-то их вернуть обратно, и в узкие щели между пакетов посматриваю на дорогу вперёд. Редкие прохожие сами благоразумно меня избегают, а я радуюсь последним метрам долгой дороги в разливах луж.

Раз ступенька…

Блин, как скользко! Едва не падаю, скользнув ногой по плитке лестницы. Два, три, четыре, пять – легко шелестит подошва весенних сапожек. Площадка в три небольших шажка. Ногой аккуратно пинаю дверь, и с переливом колокольчика ступаю в лавку.

– Дед! – Зря вздыхаю с облегчением, мол, я это сделала!!!

Сердечко со счастливого ритма точно в бездну ухает, да так резко, что даже глохну. В проём между покупками натыкаюсь на наглую морду парня бандитской внешности. Скабрёзная ухмылка, плотоядный взгляд, а когда он ещё и подмигивает мне, да языком жуткий жест делает, словно псина, быстро-быстро лижущая вкусность, забываю напрочь о внутренней ступеньке и с глухим шлепком валюсь на пол. Пакеты туда же, а что отвратительней – и очки. Покупки рассыпаются.

Чертыхаясь, принимаюсь собирать пакеты обратно. Пока не застываю, синхронно потянувшись с кем-то к баночке с позолотой. Испуганно вскидываю глаза на ещё одного мужчину. Подслеповато прищуриваюсь, чтобы хоть как-то разглядеть… Мда, этот чуть менее отвратительный, чем первый, но тоже неприятный. Близоруко присматриваюсь – расплывчатое лицо кажется грубоватым, словно вытесано из камня. Я бы решила, что он боец.

Мужчина реагирует быстрее меня и, взяв краску, протягивает:

– Держи, карамелька! – и голос с насмешкой.

– С-спасибо, – роняю, забрав свою покупку и в пакет прячу. Мужчина выпрямляется, а я продолжаю собирать – серебрянка, несколько полиролей…

Мимо без секундной запинки мелькают чёрные тяжёлые ботинки, видимо ещё одного посетителя. Скрипит дверь, колокольчик переливом сообщает – мужчины покидают лавку, но с улицы долетает:

– Я бы ей вдул, – похабщина и явно из уст первого бандита.

– Вкусная, – соглашается второй «помощник».

Зло кусаю губу и торопливо собираю упавшее.

Животные…

– Что же ты? – рядом останавливается дедуля. – Как всегда ворон считаешь, да забываешь про ступеньку, – понукает миролюбиво.

– Не забыла, – ворчу, ныряя рукой под тумбу и нащупывая очки, которые туда проскользили. Надеваю на нос и тотчас скулю: – Блин, стекло треснуло, – выть хочется от расстройства.

Снимаю окуляры и аккуратно протираю подолом платья, чуть виднеющегося из-под пальто. Плохо делаю, но в данной ситуации… другого нет выхода.

Опять надеваю:

– Точно, треснуло, – констатирую очевидное. – Завтра в оптику Зингермана схожу, может получится быстро поменять.

– Конечно, моя хорошая, – помогает с пакетами дед. – Только не затягивай. Самуил Аркадьевич закрывается.

– Насовсем? – неприятная новость, и это ещё больше удручает. Все наши знакомые, все кто окружал с детства, чуть ли не в одночасье собираются уехать из района. Дед не позволяет лезть в такие «мужские» дела, а я хоть и наивная, но не дура, да и слышу многое. Улица стала пустовать больше обычного. Я бываю в людных местах, а слухи… они летают везде.

На наш район… Он даже не в центре города. Тихая окраина, но довольно старый район. В общем, на него положил глаз какой-то бандит. Не сам – подставными компаниями и фирмами скупает площади и земли. Тех, кто был на аренде, уже известили о сроках выселения, а такие, как мы – хозяева, не раз получали разные предложения о продаже.

Опять же, остаётся лишь догадываться о масштабе захвата, и о том, как переживает дед и что ему стоит выдерживать прессинг и не ломаться, но я вижу – мрачнеет, переживает, и чаще обычного пьёт сердечные лекарства. А ему нельзя волноваться – он ещё в том году чуть не умер от очередного инфаркта… Следующего может не пережить. А я… люблю деда. Он единственный, кто у меня есть. Единственный и самый лучший.

И даже не страх остаться одной заставляет всячески помогать и оберегать родственника, а то, что мир лишится одного из самых хороших и порядочных людей. Это без прикрас.

Умный, образованный интеллигент, старое воспитание, мужской стержень и удивительная сила воли. Ни разу не слышала от него грубого слова или ругательства, он даже голос не повышает. Разногласия решает словами, аргументами, доводами и рассуждениями. Позволяет ошибаться и самой устранять промахи. Направляет, воодушевляет, заставляет думать и учиться.

Обожаю его!

– А где Матвей и Давид? – дедуля применяет хитрый ход, меняя тему разговора.

– Вот и я о том же! – ворчливо поднимаюсь с пола. – Что за друзья, мешаются, когда нужна тишина и покой, и днём с огнём их не сыщешь, когда нужны?

– Эх, молодёжь… – улыбается дед: прихрамывая, ступает за прилавок. – Всё у вас наперекосяк.

– Молодость, – фыркаю, следуя за ним.

Бес

Разными машинами едем к Пастору – отчёт – дело святое. Особенно такому человеку, как Нестору Львовичу. Пока еду, набираю Агапыча – он умеет в кратчайшие сроки справки навести на любую душу, когда-либо появляющуюся на свет божий, по крайне мере тех времён, которые интересуют меня.

– Коган Исмаил Иосифович, 78 лет. Ювелирная лавка на…

– Как обычно?

– Можно чуть глубже: Древо и т.д: когда родился, где жил, куда переезжал, где учился, на кого, дальнейшее образование, женитьба, дети, что да как.

– Как скоро?

– Вчера…

Вместо ответа звучат быстрее гудки.

Агапыч странный персонаж.

Для него нормально так закончить разговор. Узнал – астрал…

Я не из обидчивых. Сам с придурью, поэтому мы с ним быстро нашли общий язык, несмотря на то, что совершенно разные. И видение мира у нас под иными углами. И тем более, я никогда его в глаза-то не видел.

Меняя номера телефонов, не раз усмехался умению мужика мне дозвониться. Никогда не сообщая ников, паролей – получать нужные сведения по почте. Не озвучивая места своего проживания – находить запрашиваемое в конвертах.

Человек-призрак, но мать его – настолько «тень» я никогда не встречал.

И восхищает, и пугает.

***

– Почему восемь? – Парни уже донесли о моём самоуправстве Пастору. Нестор Львович не орёт, но колючий взгляд холодных глаз на морщинистом лице адресован мне. Босс недоволен, но доверяет и потому ждёт разумного ответа.

– Она ближе к рыночной, – сижу напротив Пастора. В его доме, в его рабочем кабинете. Мрачном, небольшом, с давящими стенами и громоздкими картинками, потолком с тяжёлой люстрой. Не спасает положения и единственное окно – оно всё время занавешено тёмными, плотными шторами. На полу вычурный ковёр, на который нельзя в обуви ступать, потому он ютится у порога.