Юлия Николаева - Запрети любить

– А там что? – я указываю на большую коробку в углу гостиной. Папа мнется.

– Там ёлка, – говорит в итоге, – наша старая, она большая, несколько лет назад мы маленькую купили, жене надоело возиться… И игрушки там есть, и звезда.

Папа хоть и смущается, но видно, что говорит от души. Это поколение в принципе очень трепетно к новому году относится. И украшение квартиры, елка, праздник – это для них неотъемлемая часть жизни.

Я улыбаюсь, оглядываясь.

– Пустой дом и елка в центре, отлично, – говорю в итоге.

– Ну это ничего, Ясь, – он мягко сжимает мои плечи руками. – Мебель на первое время найдем, потом докупится все. Кухня есть, уже неплохо, ванная, туалет, стиралка. Наверху в одной комнате комод и кровать, еще Самсоновы обещали матрас отдать, первое время перекантуетесь.

Я киваю, прохожу к окну, смотрю на засыпанный снегом двор. Зима в этом году хорошая: снежная и теплая. Хотя сейчас только конец ноября, но по ощущениям уже настоящая зима. За городом эта красота особенно ощущается.

– Здесь народ нормальный, – папа подходит ко мне, – напротив молодая семья живет, может, подружитесь. Следующий дом Самсоновых как раз.

Его с первого этажа не видно, но я хмурюсь, вспоминая, что это за дом.

– Особняк который? – смотрю на отца, он кивает. Вздергиваю брови в удивлении. – Ты с ними общаешься?

– Постольку поскольку. Петр Самсонов очень серьезный человек, – папа даже голос понижает, – бизнесмен, много чего в нашем городе принадлежит ему. А я с его женой знаком, с Ириной. Ее сестра – моя первая любовь, – он смущенно усмехается. – Ничего у нас не было такого, не подумай. Просто гуляли, за ручку ходили. А потом я в армию ушел, и там твою мать встретил.

Я криво улыбаюсь, продолжая смотреть на падающий за окном снег. Отец вздыхает.

– Извини, Ясь, я был плохим отцом. И мужем тоже.

– Не говори глупостей, пап, – отмахиваюсь я. – Просто так сложилось, всякое бывает. У мамы был тяжелый характер, это ни для кого не тайна.

Мы еще немного стоим в тишине, потом я со вздохом отхожу от окна, снова осматриваю пустую гостиную. Ковер бы не помешал, пол холодный, хотя в доме тепло.

– Когда вещи приедут? – спрашивает папа.

– Сказали, дня через три-четыре.

Он кивает.

– Что насчет работы думаешь?

– У меня много заказов в интернете, точно не пропадем, – улыбаюсь ему. Папа косится на лестницу и, снова понизив голос, замечает:

– А Таня? Она будет куда-то устраиваться?

– Да, я думаю, да. Ей надо будет на заочное поступить в следующем году, а пока пойдет работать.

– Ясно. Хорошо. Как вы с ней, ладите?

Я усмехаюсь.

– Пап, мы росли вместе, как мы можем не ладить?

– Всякое бывает. Ладно, побегу, Ясь. Если что, звони, не стесняйся. И калитку закрой за мной.

– Да, выйду чуть позже, не переживай.

Я закрываю за ним дверь, вздыхаю, иду на второй этаж. Таня лежит на кровати, что-то смотрит в телефоне. На мое появление, вынимает наушники и кидает вопросительный взгляд.

– Ну как тебе тут? – задаю вопрос. Дурацкий, конечно, но Таня для меня закрытая книга, смерть мамы ее сильно подкосила. Она пожимает плечами.

– А мебель не планируется?

– Со временем. Комод можешь себе весь забрать.

– Ладно.

Я мнусь в дверях, потом прохожу и сажусь на край кровати.

– Тань, я понимаю, тебе тяжело, – говорю ей. – Но мы привыкнем. Переезд – точно к лучшему. Этот город относительно недалеко от Москвы, и здесь в принципе больше возможностей, чем в нашем.

– Все нормально, Ясь, – Таня улыбается. – Правда, нормально. Пойдем чаю попьем?

– Пойдем, – киваю в ответ.

Она первая скачет в шерстяных носках по ступенькам вниз, я заглядываю в пустую комнату по соседству. Голые белые стены. Ну ничего, прав папа, со временем обустроимся. Слышу стук в дверь, а следом голос:

– Хозяева, дома?

Хмурясь, поворачиваюсь в сторону выхода, слыша, как тот же мужской голос говорит:

– Ух ты, какая красивая. Как зовут?

– Таня, – растерянно отвечает сестра.

– Итак, она звалась Татьяной…

Я невольно усмехаюсь, отчего-то думая, что Таня может и не знать, откуда эти строки. Тру переносицу, нехорошо так рассуждать, но что есть то есть, не очень-то она увлекается литературой. Да и вообще, выучилась с большим трудом.

– А мы вам матрас принесли.

– Это, наверное, в комнату сестры.

– А сестра у нас кто? Ольга?

Я закатываю глаза, выходя из комнаты.

– Сестра Ярослава, – говорю громко, разглядывая матрас, стоящий на боку, и парня, который его держит спереди.

Он высокий, темные волосы торчат из-под шапки, джинсовка, подшитая мехом, нараспашку, защитного цвета штаны. Он поворачивает голову на мои слова. Молоденький, не больше двадцати пяти. Красивый, даже не скажешь, почему, черты лица вроде бы ничем непримечательные, но сочетание выдает привлекательную картинку. А еще наглый, в глазах самоуверенность вперемешку с хамством.

Он поворачивается ко мне всем телом, оглядывая, пока я спускаюсь по лестнице.

– Да, на Ольгу точно не похожа, – усмехается мне, – та была красавица.

Я так остолбеневаю от подобного хамства, что замираю с открытым ртом, не зная, что сказать. В итоге выдаю невразумительное:

– Что?

– Вы слышали, что я сказал, – отвечает парень так же нахально.

Я только вздергиваю брови и призываю себя к терпению. Грузчики такой народ, что с них взять. Лучше не вступать в дискуссии.

– Отнесите матрас наверх, пожалуйста, – говорю холодно, парень только усмехается, второй, мужик под сорок восточной национальности, молча подхватывает матрас. Нахал подмигивает Танюшке, она теряется на мгновенье, но потом давит расползающуюся улыбку.

– Я покажу куда, – добавляет спешно и первой убегает наверх.

Я только качаю головой. Та была красавица. Ну надо же, высказался. Нет, я не считаю себя покорительницей мужских сердец, но все-таки… Смотрю в зеркало. У меня хорошая фигура, хотя я высокая, и это бывает проблемой для некоторых мужчин.

Волосы красивые: пшеничного цвета, маленький нос, россыпь веснушек по нему и выделяющимся скулам. Губы как губы, глаза как глаза. Не красавица, но и не уродина. Господи, я всерьез загоняюсь из-за того, что сказал малолетний придурок? Яся, тебе тридцать четыре, ты чего?

Троица спускается вниз, из гостиной проход в небольшую кухню, а оттуда сразу в просторные сени, которые, к сожалению, не отапливаются. Мужчина прощается на ломаном русском и уходит, а Таня говорит:

– Я им предложила чаю попить, тот отказался, а Кирилл согласился.

Так, он уже Кирилл. Перевожу взгляд на парня, он нахально стягивает с себя куртку и шапку, кинув на уголок, садится рядом с одеждой, запуская руку в отросшие темные волосы, откидывает их со лба. У него густая копна чуть вьющихся на концах волос, и столь небрежный их вид отлично вписывается в создаваемый им образ.