Наталья Ручей - Босс моего мужа

Они кружатся, когда мы ложимся в постель. Кружатся, когда, думая, что я сплю, Макс целует меня в плечо и прижимает ближе к себе. И не развеиваются, когда я слышу его размеренное дыхание.

Когда я просыпаюсь, Макса уже нет. Мой звонок на мобильный он сбрасывает: занят. Чтобы унять желание терзать его звонками, пока не ответит, готовлю обед. Есть не хочу. Суечусь, пью кофе, но любимая горечь не приносит ожидаемой бодрости и привычного удовольствия.

Когда мой телефон оживает от входящего вызова, бросаю блюдо, которое вытягиваю из духовки. Но разочарованно смотрю на номер своей массажистки.

– Анита Владимировна, вы не забыли, что у нас назначена запись? – спрашивает она.

– Прости, Марин, я и правда забыла.

– Я могу перенести вас на час позже.

– Нет-нет, я не приеду сегодня. Но сделаем так, будто сеанс был. – В ответ на ее заверения, что не стоит, отмахиваюсь. – Это мой промах, так что все нормально.

Макс возвращается поздно вечером. Уставший, хотя и пытается не подать вида. К моменту, как он заходит в квартиру, у меня не только готов обед и ужин, но настаивается торт в холодильнике.

Мы говорим ни о чем, потому что мою попытку поговорить о самом важном он сразу же пресекает. Он ведет себя так, будто ничего не случилось, но напряжение можно резать ножом.

А еще он даже не заходит в свою мастерскую. Ни в субботу вечером, ни в воскресенье, когда вновь куда-то срывается и исчезает практически на день. Даже когда сильно устает, он не может без кисти и красок.

Мелькает мысль, что он себя от них отучает. Пытается понять, каково это – когда их не будет?

Я убеждаюсь в этом, когда в воскресенье вечером он возвращается, проходит в гостиную, где я делаю вид, что все нормально, и смотрю телевизор, даже не разбирая плывущих картинок, и садится рядом со мной.

Подгребает меня под свой бок, откидывает голову на спинку дивана и закрывает устало глаза. Красивый, он очень красивый, даже в этой непривычной усталости. Любуюсь четкими скулами, скольжу взглядом по щетине, которую он не сбривает уже несколько дней – не до нее сейчас, а потом замечаю какую-то папку с документами, которая лежит рядом с ним.

– Что это?

– Твой подарок на годовщину. Ты же не думала, что я ограничусь букетом?

Беру папку в руки, открываю ее и с трудом сдерживаю желание отбросить ее так далеко, чтобы никогда не найти. Потому что то, что находится в ней…

Дом за городом, две наши квартиры, его машина – все переоформлено на меня. Не сегодняшней датой, задним числом.

– Зачем? – хриплю я.

– Хочу, чтобы ты не волновалась по пустякам.

Он наконец открывает глаза и смотрит пристально, долго. И прежде чем я успеваю сказать все, что думаю, сжимает мои плечи – сильно, чтобы точно услышала.

– На самом деле это я не хочу волноваться. Я могу не успеть, понимаешь? Могу не успеть все решить. Но я не хочу волноваться, что ты останешься без копейки. И я хочу, чтобы ты не спорила. Ты же спрашивала, как мне можно помочь? Вот и помоги. Просто прими этот факт.

– Подожди, – я нервно сглатываю, сжимаю папку в руках, – мы можем предложить это Тимуру, и он…

– Я не собираюсь ему ничего отдавать своего, – отрезает Макс. – Я хочу вернуть ему его деньги, и только.

Он видит, что я против, но качает головой и ставит на обсуждении жирную точку:

– Тема закрыта.

То, что я перестаю терзать его вопросами и попытками навязать свою помощь, он принимает за то, что я с ним согласилась. В любой другой ситуации я бы сделала так, как он просит. А сейчас не могу.

Я знаю, что он будет злиться, когда узнает об этом, но в понедельник, едва он, ничего не объясняя, опять уезжает, я тоже начинаю собираться. Надеваю первое, что попадется под руку, – платье? Хорошо, пусть будет платье. Бежевый цвет не очень хорошо гармонирует с моим бледным лицом, но какое это имеет значение?

Так, папка с документами – едва не забыла.

Я уже стою у двери, когда внезапно раздается звонок.

Вернулся? Что-то забыл? Бросаю папку у зеркала, застыв, рассматриваю свое отражение, а потом до меня доходит. Это не Макс – у него ключи, он закрывал дверь, когда уходил.

Просто я нервничаю. Неудивительно, я не могу успокоиться уже несколько дней. Пытаюсь притвориться ради Макса, но внутри как будто сжалась ржавая пружина, которая медленно распрямляется и своей ржавчиной задевает чувствительные места.

Выдыхаю.

Это не Макс – уже хорошо. Не придется врать, что бегу в салон делать маникюр или массаж. Такая глупость это все – сейчас мне вообще плевать, какого цвета у меня ногти и что кожа не получит дополнительный тонус.

За дверью оказывается свекровь. Ее я видеть хочу еще меньше, но ей все равно, она уверенно заходит в квартиру. Окидывает меня цепким взглядом.

– Вижу, я не вовремя.

Не пытаюсь переубедить ее в очевидном. Но и реплику, что «не вовремя, как всегда», держу при себе. Она все-таки мать моего мужа.

Она бросает взгляд в сторону кухни, но так как я не спешу ее приглашать, поджимает губы и делает вид, что и сама не хотела.

– Я ненадолго. Просто спросить: что у вас происходит?

Пока я медлю с ответом, пытаясь понять, как она догадалась, она теряет терпение и начинает меня торопить.

– Меня не интересует то, что я уже знаю. Скажи мне, что у вас случилось еще?

Она намеренно делает паузу и задевает меня за больное, пытаясь вывести на эмоции. На эмоциях легче сказать то, о чем хочешь молчать.

– Не понимаю, о чем вы, – отвечаю, также выдержав паузу. – Но если вас что-то тревожит, думаю, вам лучше обсудить это с Максом.

– Перестань! – отмахивается она. – Ты лучше меня знаешь, что он ничего не расскажет.

– И тем не менее вы почему-то здесь.

– Потому что у меня, слава богу, есть крепкие связи! Конечно, было бы удобно, будь у тебя слепоглухонемая свекровь, но тебе с этим не повезло. Я всегда узнаю то, что важно для нашей семьи.

Без понятия, работают ли ее крепкие связи за идею или за деньги, но справляются они хорошо. И всегда, когда это происходит, у нас со свекровью случается разговор, после которого я долго пытаюсь восстановиться.

– Ну так что? – напоминает она. – Сама расскажешь или мне подключить еще одни связи, чтобы узнать, зачем мой сын срочно выдернул нашего адвоката с важного заседания?

Она не знает.

Конечно, не знает. Макс не сказал, адвокат этого тоже не сделает – слишком дорожит репутацией. И я не вправе ей говорить.

– Понятия не имею, – наконец отзываюсь.

Я говорю спокойно и равнодушно – давно научилась, получается так, что в это верит даже свекровь. Всматривается в меня, пытаясь подавить морально, а потом разочарованно машет рукой.

– Ты всегда была бесполезной!

И все-таки ей удается задеть меня так, что маска равнодушия начинает трещать и разваливаться. Но она этого даже не замечает. Поправляет прическу, задумчиво рассматривает стену в прихожей и говорит в никуда: