Шивон Дэвис - Спасти Брэда

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Раньше я вела себя так же, правда?

Фэй садится на табурет рядом со мной, а Кай устраивается напротив нее.

– Ага. Мне довелось видеть тебя такой.

Я жую свой тост, вспоминая, насколько все вышло из-под контроля.

– Я была такой же куда масштабнее, чем ты видела, – признаюсь я, надо хоть раз быть честной.

– Я рада, что ты так больше не поступаешь. Мы с Джилл очень беспокоились. – Упоминание другой нашей подруги всколыхнуло цунами вины. В последнее время я была не слишком хорошей, а она всего лишь пыталась помочь.

Кай молча ест и пьет, слушая нашу беседу.

– Знаю. Но я привыкла сама заботиться о себе. – Я серьезно смотрю на нее, делая глоток чая. – Сейчас я пытаюсь взять себя в руки. Мне не нравился человек, в которого я превращалась, выпив, поэтому сейчас решила все взять под жесткий контроль. – На самом деле, я думаю, что стояла на грани алкоголизма и была близка к точке невозврата. Теперь два коктейля – это мой безопасный лимит, и я строго его придерживаюсь.

Фэй тянется через стойку ко мне и пожимает мою руку.

– Я очень горжусь тобой, Рэйч.

Ее слова наполняют мое сердце счастьем.

– Спасибо. Я тоже собой горжусь.

Было нелегко. Алкоголь и секс слишком долго являлись моей опорой. С их помощью я сбегала от действительности и жила только в выходные, когда могла напиться и забыть о своей настоящей жизни, отсрочивая неизбежное.

Освобождение было лишь временным. Так что я в гораздо большей степени, чем кто-либо еще, понимаю, что чувствует Брэд, и весьма сочувствую ему. Действительно. Да, он придурок, и он знает, как довести меня до белого каления, но ему так больно, что он срывается на меня.

Я зла на него из-за случившегося. Он заревновал, а затем попытался поцеловать меня на глазах у всех, когда был пьян. Старая я не увидела бы в этом проблемы, но я меняюсь. Я хочу, чтобы парни уважали меня.

Уважали мое тело. Секс – это еще одно минное поле, которое я пытаюсь обезвредить.

Влюбиться мне не судьба. Я знаю, что в моем случае это маловероятно, я не способна делить каждую частичку себя с кем-то еще столь интимным образом, и я смирилась с этим фактом. Что есть, то есть.

Может быть, когда-нибудь в будущем я захочу попробовать, но пока отношений я не желаю.

Впрочем, часть меня хочет помочь Брэду. Потому что, судя по тому, что я видела, у него никого не осталось. Кай был бы рядом, если бы мог, но сложившаяся ситуация делает это невозможным, они не могут поговорить откровенно, пока Брэд убежден, что влюблен в Фэй. Я видела, как сегодня вечером он наблюдал за ней. У него есть к ней какие-то теплые чувства, и я не хочу впутываться в это, но тем не менее мне кажется неправильным оставлять его одного.

Я знаю, каково это. И это самое одинокое чувство во всем мире.

Просыпаться с адским похмельем и встречаться лицом к лицу с одиночеством и всеми теми мыслями, от которых ты так сильно хотел избавиться.

Это худшее на Земле.

Кроме того, мне все еще нужно спросить его о том, что я подслушала, выйдя из бара со смузи в понедельник, таким образом я смогла бы убить двух зайцев одним выстрелом.

– Я отправлюсь к тебе и пригляжу за Брэдом. Не думаю, что его стоит оставлять одного, – говорю я. Фэй и Кай обмениваются многозначительными взглядами.

– Я побывала в его шкуре и знаю, каково это – просыпаться с похмельем, чувствуя себя разбитым и в полном одиночестве. Я забочусь о нем как о друге, не более того, так что вы можете забыть о любых идеях сватовства. В этом плане Брэд меня не интересует.

«Конечно, нет, маленькая врунишка», – с насмешкой заявляет мой внутренний голос, когда я слезаю с табурета и иду в свою комнату, чтобы одеться.

Когда спустя полчаса я поворачиваю ключ в замочной скважине и вхожу в квартиру Брэда и Кая, слышу звук пожарной сигнализации.

– Черт! – Я бегу на кухню.

Брэд валяется на кухонном столе, крепко спит, храпит и совершенно не обращает внимания на клубящийся дым, быстро заполняющий собой все пространство. Я направляюсь к плите, разгоняя руками дымное облако. Плита включена, на ней стоит фритюрница.

Вся квартира могла сгореть.

Я вздрагиваю от вставших перед глазами образов.

Замотав руку влажной тканью, я выключаю плиту. Пламя уже облизывает основание фритюрницы, когда я хватаю огнетушитель со стены и распыляю его на плиту. Я снова начинаю дышать только тогда, когда угасает последний язык пламени. Очень осторожно выношу искалеченный предмет на балкон, прикрывая руки мокрой тканью. Кладу на пол, возвращаюсь внутрь, сильно кашляя, оставляю двойные двери открытыми, чтобы рассеять дым. Глаза болят, в горле пересохло, и оно начинает саднить спустя всего пару минут.

Брэд стонет, схватившись руками за голову, когда я вхожу обратно в кухню. Пожарная сигнализация все еще работает, поэтому я подбегаю к ней, скачу и размахиваю тканью перед устройством, пока оно, наконец, не замолкает. Мои уши благодарны мне за это.

– Какого черта? – рявкает Брэд, в замешательстве оглядываясь по сторонам. Он сидит за кухонным столом в одних лишь боксерах, но я слишком зла, чтобы размышлять, что с ним творится.

– Ты чуть не сжег тут все! – кричу я, и он автоматически прикрывает уши руками.

Непонимающе смотрит на меня, наморщив лоб.

– Что ты здесь делаешь?

– Спасаю твою жалкую задницу! – Я оседаю на стул рядом с ним, внезапно чувствуя себя опустошенной. – Черт, Брэд! – Я смотрю на него другими глазами, когда на смену гневу приходит обеспокоенность. – Ты мог погибнуть, если бы я не решила зайти проверить тебя. Могли погибнуть и другие люди.

Его лицо становится болезненно-зеленым, он бледнеет от моих слов, подпрыгивает, роняя стул, и бросается к раковине. Я чувствую укол боли, пока наблюдаю, как он выворачивает в раковину содержимое своего желудка. Это слишком задевает за живое. Сколько раз меня рвало в одиночестве после того, как я сознательно напивалась? Острая изощренная боль пронзает все мои внутренности.

Насколько легко я могла совершить ту же ошибку, что и Брэд? Быть настолько пьяной, чтобы поставить фритюрницу на плиту вместо того, чтобы включить ее в розетку?

Слишком легко. Это ужасающая правда.

Я встаю и подхожу к нему, нежно поглаживаю по спине вверх и вниз. Протягиваю пачку бумажных полотенец. Он берет их у меня из рук, а затем, когда его желудок в последний раз опустошается, возводит глаза к потолку. Печаль и ранимость в его взгляде практически сводят меня с ума. Единственный раз мне доводилось видеть такую же истерзанную душу, когда я смотрелась в зеркало. Его глаза наполняются слезами, и я без колебаний прижимаю его к себе, обняв за талию. Он цепляется за меня, его голова падает мне на плечо, тело содрогается рядом с моим. Беззвучные слезы катятся по моим щекам. Не знаю, оплакиваю я себя или его, но мои голова и сердце сейчас болят так сильно, что я не могу понять чувства, охватившие меня сейчас.