Дебора Смит - Тень моей любви

В воскресную декабрьскую ночь сотни людей собрались на площади послушать объединенный церковный хор, посмотреть на парад, встретить Санта-Клауса и порадоваться рождественским огням на гигантском кедре.

Семейства Мэлони и Делани прибыли заранее и заняли целый угол там, где Главная улица раздваивается и огибает здание суда. Воздух был морозным, но мне было тепло в отличном шерстяном пальто и рейтузах. В ожидании начала действа я возбужденно толкалась со своими братьями и кузенами.

Церковный хор запел “Звенящие колокольчики” на сцене, возведенной около Торговой палаты; на площадь вступили участники парада, возглавляемые тетей Ирэн в костюме ангела с большими крыльями, обтянутыми белым муслином. Я почему-то оглянулась и встретилась взглядом с Рони. Он стоял отдельно ото всех под жестяным навесом магазина, дешевых товаров и наблюдал за мной.

Мне было девять лет, я была маленькой и толстой. Он в свои четырнадцать здорово вытянулся и был отчаянно худ. Тяжелые темные пряди волос заложены за уши. Он выглядел настоящим оборванцем в своих выгоревших джинсах и поношенном пиджаке с медными пуговицами, две из которых были оторваны. Плечи уныло опущены, глаза смотрели холодно и отсвечивали серебром, как гирлянды на окне магазина за его спиной.

Мое безотказное воображение заработало вовсю. Итак, Рони – ковбой, который случайно забрел сюда с ближайшего ранчо. Одинокий, без денег. Грязь въелась в него от пыльных троп, а не от омерзительного прицепа. Пуговицы? Пуговицы потеряны в схватке с угонщиком скота.

Придумав себе такой образ, я начала незаметно протискиваться в последние ряды толпы и наконец независимо прислонилась к столбу навеса, засунув потные руки в карманы пальто. Рони настороженно наблюдал за мной.

Он был совершенно неподвижен, но это была неподвижность кота, караулящего птицу. Я была уверена, что Рони тщательно взвешивал, что будет, если он заговорит с этой маленькой девочкой, притворяющейся взрослой. И где сейчас ее кузены-садисты? И что, собственно, произойдет, если кто-нибудь из ее сверхбдительных родителей и двух десятков других правоверных членов клана Мэлони оглянется и увидит нас вместе?

– Что ты тут крутишься, смешной маленький воробышек? – сказал он наконец.

– А сам-то? – заявила я в ответ. – Смешной большой воробей, – хотя на эту птицу он был меньше всего похож. Просто ничего другого в голову не пришло.

– Ты похожа на рыжего эльфа.

Я восприняла это как приглашение и пододвинулась поближе. Моя голова еле-еле доставала до верхнего кармана его куртки.

– Я вырасту.

Он смотрел перед собой.

– Ты вообще-то ничего.

– Ты тоже.

– Из тебя, пожалуй, получится недурной писака.

Я расплылась в улыбке.

Парад продолжался. На площадь въехал грузовик с пожарной лестницей, на которой расположились пожарники-добровольцы. Они бросали в толпу сладости. Над моей головой просвистел миниатюрный пакетик, и Рони ловко поймал его. Он держал этот пакетик жженого сахара на своей ладони, рассматривал и гладил так, как будто он был золотой. Затем уже с равнодушным видом протянул его мне.

– Он сначала в тебя попал, – сказал он.

– Нет, это ты поймал его. Он твой. Я не люблю жженый сахар. – Это было вранье. Но, возможно, этот маленький пакетик конфет был единственным его подарком на Рождество. Рони пожал плечами, но аккуратно положил его в нагрудный карман.

– Мне ничего не видно, – сказала я застенчиво. – Ничего, если я вскарабкаюсь на подоконник?

– Ты упадешь и что-нибудь себе сломаешь.

– Не-а. Я буду держаться за тебя. – Я ухватила его за рукав, и он весь напрягся. Рони огляделся вокруг, как будто боялся, что его обвинят бог весть в чем. Еще бы – девица, пусть и десятилетняя, из семейства Мэлони на виду у всех цепляется за грязное отродье Салливана. Я неловко вскарабкалась на широкий деревянный подоконник магазинного окна и уселась там, положив руку ему на плечо.

– Ты не двигайся, и я тогда не упаду.

– Совсем не смешно. Слезай оттуда. Давай слезай и проваливай, откуда пришла.

– Все в порядке. Это ведь моя идея. Посмотри. – Я показала на тетю Ирэн. Она поворачивала за угол, и ее проволочные крылья хлопали на ветру.

– Ну, хватит, слезай, – снова сказал Рони низким голосом.

Я видела, как мама, стоявшая в первом ряду зрителей, подняла голову. Не обнаружив меня возле себя, она повернулась и стала высматривать меня в толпе. Вот она заметила меня рядом с Рони, ее глаза буквально полезли на лоб, а рот изумленно приоткрылся. Она похлопала папу по плечу, и он тоже взглянул в нашу сторону. Я улыбалась, всем своим видом показывая, мол, что тут особенного. Папины рыжие брови выгнулись дугой, он закатил глаза. Мама грозно нахмурилась. Но тут он взял ее за руку и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула, поджав губы, и они снова стали смотреть парад.

– Видишь, – победоносно сказала я Рони, ощущая под рукой его твердое, как камень, плечо. – Никто не возражает.

Минутой спустя он угрюмо произнес:

– Ты ничего не понимаешь.

Я-то как раз считала, что понимаю все, и очень хорошо. Я как раз хотела ему это сказать, но мимо с громким пением потянулся школьный оркестр, за которым шествовали дядя Двейн и тетя Ронда, изображающие Иосифа и Марию. Приличные люди не разговаривают, когда мимо них проходят Иосиф и Мария.

Дядя Двейн, закутанный в простыни, со своей длинной бородой выглядел прямо как на картинке в детской Библии. Тетя Ронда – тоже вся в белом – видимо, очень уж старалась удержать в руках игрушечного младенца Иисуса и от излишнего усердия все время съезжала с маленького коричневого мула, которого вел под уздцы дядя Двейн.

За ними на опасливо косящих лошадях ехали три апостола – из-под их пышных одеяний выглядывали вполне современные седла.

Я наклонилась и горячо зашептала Рони:

– Я все отлично понимаю. Вот, например, ты обязательно должен жаловаться, когда тебя бьют Эрлан и Гарольд. Им здорово попадет, и они отстанут.

– Богачам никогда не попадает.

– Они не богачи. Дядя Пит все деньги проигрывает на ралли.

– Ты просто ничего не понимаешь, – опять повторил он.

– Знаешь что? – поменяла я тему. – Ты можешь нарубить у вас на Пустоши веток падуба и омелы и принести маме. Она украшает ими дом на Рождество. Она даст тебе коробку домашнего печенья.

– Ну да, так я и поверил.

– А вот и даст.

– Меня никто не приглашал.

– Я тебя приглашаю.

– Но ты же ничего не понимаешь. – Это становилось невыносимым.

– Скажешь еще раз, и я тебе все волосы выдеру, вместе со всеми твоими ужасными вшами, если они у тебя еще есть. – Боже, что я несу?! Какой ужас! Как глупо и жестоко. Его глаза так зло сверкнули, что я чуть не проглотила язык. – Я не то хотела сказать, Рони, я не…