Анна Христолюбова - Грехи отцов

На охоту княгиня не поехала, Андрей Львович сказал, что она не любительница травли. В карете по пути в «Ягд-Гартен» Филипп с отцом впервые остались наедине. Андрей Львович безучастно скользил взглядом по движущимся за окном теням. Чужое усталое лицо с потухшими глазами.

Молчание затягивалось. От неловкости Филипп решился нарушить паузу:

– На каких лошадях мы поедем? Они уже на месте?

– Лошади не понадобятся, – Филиппу показалось, что по лицу отца скользнула тень. – Нынче охотятся по-другому.

Снова помолчали. Затем, словно вынырнув из своих невесёлых дум, отец взглянул в упор, и Филипп невольно опустил глаза. По спине, точно ядовитое пресмыкающееся, медленно полз холодный ручеёк.

– Вы уже решили, на каком поприще желаете служить России?

Обращение на «вы» давало понять, что разговор предстоит серьёзный.

– Нет, батюшка.

– В науках вы преуспели изрядно. Я осведомлялся, – продолжил Андрей Львович, и Филипп удивлённо вскинул на него глаза.

Осведомлялся? Отец, писавший ему в год по десять строчек и ни разу за восемь лет не изъявивший желания повидаться с ним, осведомлялся о его успехах?!

– Однако мне не ведомо, к чему вы питаете склонность… К чему у вас лежит душа? К военной ли карьере или, может, статская служба вам по нраву?

Филипп, всю жизнь убеждённый, что совершенно неинтересен отцу, не особо задумывался о будущности и теперь растерянно молчал.

– Впрочем, по новому закону вы как единственный наследник можете и вовсе быть освобождены от всякой службы, чтобы заниматься делами семейными. Подумайте, вам решать, какую жизнь вы хотели бы вести…

– Что бы вы мне посоветовали, батюшка?

– Вы получили блестящее образование, и будет жаль, коли вы осядете дома. В то же время вы мой единственный наследник, продолжатель рода, и я не хотел бы, чтобы вы избрали сопряжённую с опасностями планиду военного… Я слыхал, вы весьма преуспели в изучении языков. Сколько языков вы знаете?

– Шесть. Немецкий, французский, английский, итальянский, голландский и латынь.

– Я хочу предложить вам строить карьер на дипломатическом поприще. Василий Иванович Стрешнёв, свояк вице-канцлера – мой хороший знакомец. Думаю, он не откажется помочь…

Видя его смущение, отец добавил:

– Понимаю, сынок, ты растерян. Я не тороплю тебя, обдумай всё как следует. Покуда я жив, мои связи тебе кстати придутся, и мне бы хотелось устроить твоё будущее.

Неожиданное «сынок» заставило Филиппа дрогнуть. Со дня смерти матушки ему не приходилось слышать этого слова. От тона, каким была сказана последняя фраза, веяло усталостью. Да, похоже, мачеха убивается не зря – в отце чувствовался внутренний надлом.

– Ну вот, подъезжаем, – Андрей Львович взглянул в окно.

Через пару минут карета остановилась.

Вокруг шумел густой лес. На большой поляне стояло несколько экипажей. Возле некоторых прохаживались господа с ружьями в руках и даже дамы, одетые в костюмы для охоты – длинные приталенные кафтаны и маленькие изящные треуголки. Между деревьев скрывалась широкая тропа.

Отец раскланялся со знакомыми, достал пару штуцеров, один вручил Филиппу, и они двинулись через парк.

Бывшие владения «Светлейшего» более напоминали лес – пели птицы, ветер гулял в ветвях. Просто удивительно: всего четыре дня прошло с тех пор, как они с Данилой ехали по разбитой лесной дороге, а деревья уж распустили нежные клейкие листочки. Свежий воздух пах по-весеннему пряно. Хотелось пить его, как дорогое вино.

Отец был молчалив, сосредоточен и шагал впереди. Лес между тем редел, и вскоре показался берег залива. Свинцово-серые тусклые волны лениво лизали пологий берег, с шорохом трогали гальку.

На небольшом возвышении, располагалось странное деревянное здание с узкими, точно бойницы, окнами. Перед ним простиралась обширная поляна.

С одной её стороны стояли высокие повозки, вокруг которых толпились люди, с другой в лес уходил длинный парусиновый забор. Постепенно сужаясь, он превращался в коридор, терявшийся между деревьев.

Здесь было множество людей. Они стояли возле повозок небольшими компаниями, оживлённо переговаривались, некоторые переходили от группы к группе, некоторые поглядывали на павильон поодаль.

Следом за отцом Филипп присоединился к одной из компаний.

– Андрей Львович, друг мой! – Темноволосый мужчина лет сорока пяти крепко обнял отца. – Как поживаешь? Где твоя прелестная княгиня? А сей, что за недоросль?

Он весело взглянул на Филиппа.

– Иван Иванович, – отец приветливо заулыбался, – позволь тебе представить моего сына, Филиппа Андреевича Порецкого.

Филипп поклонился.

– Иван Иванович Неплюев 21 21 Русский дипломат, в описанный период резидент России в Константинополе. Участвовал в мирном конгрессе в Немирове. , – представился мужчина, – давнишний вашего батюшки приятель. Слыхал, вы учились в Голландии? Какую карьеру намерены избрать?

Филипп во второй раз за день был приведён в смятение этим вопросом.

– Ещё не определился, ваше превосходительство, – отрапортовал он.

Отец, Неплюев и стоявший рядом с тем молодой мужчина, что отрекомендовался Адрианом Ивановичем, завели беседу об отношениях с Константинополем и причинах провала мирного конгресса в Немирове. Филипп почти не слушал.

Подходили ещё люди, вооружённые карабинами, двуствольными ружьями и штуцерами, многие кивали отцу и Неплюеву, с интересом посматривая на Филиппа. Женщин было совсем мало.

Умом Филипп понимал, что юная графиня Тормасова никак не может очутиться здесь, но всякий раз, как между деревьев мелькали пышные юбки, сердце его замирало.

– Что и говорить, каналья Вильнёв блестяще справился со своей задачей. Конфузию нам знатную учинил 22 22 Маркиз де Вильнёв, посол Франции в Османской империи, присутствовал на Немировском конгрессе 1737 года , где шли переговоры противоборствующих сторон, и пытался навязать свои услуги в урегулировании конфликта, а после того, как российская сторона отклонила его предложения о посредничестве, французский посол, посоветовал визирю затягивать переговоры, давая возможность союзникам рассориться между собой самим. … – громко рассказывал Неплюев, когда по рядам дуновением ветра пронеслось: «Идут!»

Тотчас всё смолкло, и все оборотились в сторону деревянного павильона с окошками-бойницами. От него двигалась целая процессия. Возглавляла её крупная дама, облачённая в роскошное платье. Об руку с ней выступал мужчина в длинном парике, весь сверкающий золотым позументом.

«Государыня», – понял Филипп, с волнением вглядываясь в приближавшихся.

Дама оказалась темноволоса и смугла. Полное, длинноносое лицо было невыразительным, будто ваятель вылепил его начерно да и позабыл довести до ума.