Мерил Сойер - Не целуйтесь с незнакомцем

– Простоял всю ночь перед зеркалом? – переспросила Шадоу.

– Так утверждает его слуга. При этом Тони хранил молчание. На рассвете слуга хотел подать ему чашечку кофе, но было уже поздно.

– Все это звучит в высшей степени странно, – проговорил Уоррен, – но какое это имеет отношение к нам?

– Вам надо быть готовыми к вопросам репортеров.

– Вы думаете, они станут донимать вопросами меня? – осведомили Уоррен.

– Полагаю, что всю семью. Видите ли, Тони застрелился после того, как получил от слуги утреннюю газету с известием о кончине Пифани Кранделл.

Шадоу ахнула. Уоррен привлек ее к себе и успокаивающе обнял.

– Я никогда не понимал их вражду, – сказал он Мускату. – Видимо, там было что-то такое, в чем мы не разбирались. Не думаю, чтобы кто-либо знал все досконально.

– В любом случае, я решил, что вас следует поставить в известность.

– Я ценю вашу предупредительность. Надо будет подготовить сестру. Она принимает все это очень близко к сердцу.

Мускат с сочувствием кивнул и развернулся, чтобы уйти, но Шадоу схватила его за рукав.

– Как погиб Тони?

– Дорогая, инспектор только что сказал, что Тони застрелился, – напомнил ей Уоррен.

– Знаю, но куда он себе выстрелил?

– Из револьвера в голову, над левым ухом....

Сопровождая в лимузине приближающийся к кладбищу катафалк, Уоррен посматривал на мать, сидящую бок о бок с Эллисом. Она как будто держала себя в руках, не то что на похоронах Реджинальда, когда ей пришлось давать успокоительное. Справа от него сидела Джанна, более спокойная, чем раньше, но словно утратившая дар речи. Шадоу сжала ему руку, он ответил слабой улыбкой. Он был очень благодарен ей за любовь и поддержку.

Он только сейчас начинал по-настоящему горевать о тете Пиф. Направление его жизни задал отец, но он же чуть было не разлучил его с Шадоу; Уоррен знал, что Пифани ему будет не хватать гораздо больше. Ее понимание и поддержка служили противоядиями от постоянного неодобрения, исходившего от отца.

Одри застонала. Уоррен еще больше пал духом. Только что он надеялся, что мать потерпит со слезами, тем более что Джанне стало легче, но, как оказалось, ошибся.

– Что это за люди? – подал голос Эллис.

Уоррен, сидевший между Джанной и Шадоу, чуть не вывихнул себе шею, чтобы выглянуть в окно. Люди в черном запрудили улицу, так что лимузин теперь едва мог двигаться. В руках у многих женщин были букеты цветов.

– Они прощаются с Пифани, – объяснила Одри это зрелище и свой стон.

Шадоу вопросительно посмотрела на Уоррена. Он был так растроган, что ему было не до разговоров. Но он все-таки сказал:

– Это мальтийская традиция: в первое воскресенье после смерти дорогого человека мальтийцы кладут на его могилу букетики цветов. На этот раз они решили не ждать.

– Как бы это ее тронуло! – сказала Джанна. – Как порадовало бы!

Прошло еще минут десять, прежде чем катафалк миновал чугунные ворота безлюдного кладбища. Уоррен помог Шадоу и Джанне покинуть лимузин, затем подал руку Кларе, ехавшей рядом с водителем. Они с Джанной решили, что Клара, прослужившая при тете Пиф экономкой почти тридцать лет, является полноправным членом семьи. Она горько расплакалась, услыхав, что семья приглашает ее на погребальную церемонию.

– Боже! – всплеснула руками Одри при виде зияющей могилы.

Вокруг лежали охапки роз, орхидей, тюльпанов, полевых лилий. Этот уголок кладбища превратился в настоящий Кью-Гарден. Припомнив букеты, увиденные по пути, Уоррен подумал, что теперь на острове не осталось ни одного живого цветка. Он взглянул на Джанну, которая во все глаза смотрела на это великолепие, прижимая к груди высохшие полевые цветы. Она одна знала, зачем принесла сюда именно такой букет.

Уоррен и Эллис при содействии служащих похоронной конторы перенесли гроб из катафалка к краю могилы. Гроб был из полированного красного дерева, его несли за позолоченные ручки. Уоррен, цепляясь за детали, чтобы не думать о том, что он несет к могиле тело любимой тети, подумал, что точно в таком же гробу предали земле останки Макшейна.

Гроб водрузили на приспособление, которое должно было опустить его в могилу после последнего благословения. У могилы остались только родственники почившей.

– Подойдите поближе, – позвала Джанна родных. Ее голос звучал спокойнее, чем можно было предположить.

Небольшая группа обступила гроб. Уоррен машинально обнял Шадоу. Другой рукой он взял сестру за обтянутые перчаткой пальцы и крепко стиснул их, как бы говоря: «Я с тобой!»

– Мы все здесь, тетя Пифани... – начала Джанна.

Клара разрыдалась; Одри поднесла к глазам кружевной платочек. Уоррен смотрел себе под ноги и изо всех сил старался избежать слез. Джанна говорила, но он не слушал, надеясь, что зрелище строгой могильной плиты убережет его от рыданий.

– Я процитирую слова человека, с которым никогда не встречалась, – с легким надрывом произнесла Джанна. – Его звали Герберт Честертон. Он сказал: «Лучший способ любить – это сознавать возможность потери». Это урок, который ты преподала нам. Потеряв Йена, ты поняла, что так же может уйти любой из нас. Ты помнила об этом всю жизнь. Всякий раз, когда кто-то из нас нуждался в тебе... – Джанна помолчала; Одри уже рыдала в голос, – ты оказывалась рядом. Помнишь, Йен говорил, что величайший дар – это любовь. Ты дарила ее нам – свою любовь на все времена.

Теперь не выдержал и Уоррен: из его глаз закапали горячие слезы. Шадоу прижалась к нему, дрожа всем телом.

Джанна положила свой букетик на гроб, уже укрытый густо переплетенными лавандовыми орхидеями.

Голос ее задрожал. Она оглядела родню, небо, залив.

– Господи, мы вверяем в твои руки нашу Пифани. Благослови ее и воссоедини с Йеном. Пускай они вместе дожидаются нас.

– Чудесно! – сказал Уоррен Джанне, когда по истечении долгих секунд стало ясно, что надгробное слово закончено. По его сигналу мужчины стали опускать гроб в могилу.

Джанна смотрела на влажные комья земли, ударяющиеся о крышку гроба. Тяжесть, придавившая ее с того мгновения, когда она отошла от койки матери в больнице, стала невыносимой. Она сомневалась, что сможет сделать хотя бы шаг, и приготовилась к долгому стоянию у могилы.

– Она не умерла, – прошептала Шадоу, подойдя к Джанне совсем близко. – Она продолжает жить в тебе. Ты – точь-в-точь она.

Джанна не находила в себе ни малейшего сходства с матерью. Она чувствовала себя слабой, ни на что не годной. Уоррен обнял сестру и застыл в обнимку с ней и Шадоу. Джанна смотрела в землю, твердя себе, что тетя Пиф хотела видеть ее сильной. Подняв глаза, она увидела высокого мужчину, спешащего к ним.

НИК?! Она смахнула слезы. Боже всемогущий, это и вправду Ник! Он задержался неподалеку, у могилы Йена.