Ирина Свисткова - Без Определённого Места в Жизни

Джонни рядом выслушивает её скопившиеся за много лет горькие слёзы страха, отчаяния и одиночества. Он обнимает её за плечи, утешая, и Корнелия зарывается в его куртку лицом, содрогаясь и всхлипывая. Наконец, она отстраняется от него и отворачивается, стыдясь своих слёз.

– Это ничего не значит, Уокер! – говорит она тихим голосом, совсем не скрипучим.

– Если тебе нужна будет моя помощь, любая, ты знаешь, где меня искать.

Он гладит её по тощей спине и оставляет причёсывать своих демонов в одиночестве.

Стемнело. В городе начинается ночная жизнь: включается подсветка витрин магазинов, фонари жёлтым светом заливают проезжую часть, загораются неоном входы в ночные клубы. Джонни впервые идёт домой так поздно. Он спешит, потому что завтрашний день обещает быть длинным и продуктивным, необходимо выспаться.

Он заворачивает в свой переулок, проходит мимо бака, и мир внезапно наполняется яркими звёздами с гулким ударом кулака по его лицу. От неожиданности он не понимает, почему заныла челюсть, а во рту появился привкус металла, но тут из-за бака выходят трое, и Джонни оценивает обстановку. Он трогает лицо – удар слабый, так себе головорезы. Но второй тип оказывается проворнее других и бьёт чем-то твёрдым, в чём Джонни по звуку узнаёт свою же деревянную дощечку, служившую полкой в коробке. Левую сторону лица обдаёт жаром, улицу немного ведёт в сторону, и Джонни хватается руками за бак, после чего тут же получает кулаком под дых и осаживается на колени.

– Оставьте его! – слышит он чистый властный голос, не терпящий пререканий.

– Ты в своём уме, старуха, ты же сама говорила… – лепечет худощавый тип, в котором Джонни по голосу узнаёт Сенсея, но закончить болтовню ему не позволяют.

– Пошёл вон! Он мой. И соплежуев своих забирай!

– Корне…

– Вон! – выдыхает диафрагмой женщина, вызвав пронизывающее эхо от кирпичных стен переулка.

Три пары тощих ног шуршат мимо Джонни, одна из которых всё-таки пинает его ещё раз в живот. Он корчится на холодном асфальте ещё пару минут, прежде чем может нормально вдохнуть. Картинка мира постепенно собирается в кучу и обретает контуры. Джонни садится. Перед ним стоит Корнелия, облокотившись на бак. Её длинная юбка закрывает излишне худые ноги, ровные плечи окутывает потёртый клетчатый пиджак, весь её вид вызывает уважение. У неё осанка королевы, никак не старухи.

Она присаживается к Джонни и смотрит на его лицо, проводит по щеке ладонью, слегка нажимая пальцами на челюстной сустав, проходит рукой по подбородку и нажимает пару раз туда, где рассечена губа. Он не чувствует боли, всё онемело, голова чугунная.

– Выживешь, – подводит она итог.

Корнелия вытаскивает из сумки какой-то флакон с терпко пахнущим средством и осторожно мажет его лицо, распространяя травяной горьковатый аромат по всему переулку.

– Спасибо, – произносит он по окончании.

– Выпить хочешь?

Корнелия убирает флакон и достаёт бутылку его любимого «Ред Лейбл».

– Нет, благодарю, я не пью, – отвечает Джонни.

Корнелия прячет бутылку назад в сумку и оглядывает его жилище.

– Она ушла, да? – догадывается женщина, и хоть ответа не требуется, он качает головой. – Найди её, Ричард, у вас с ней связь.

Он ошалело смотрит на неё, не зная, чем он больше поражён: информацией из её уст, чистому низкому голосу Корнелии или своему настоящему имени здесь, в переулке у мусорного бака.

Спустя полчаса он лежит и смотрит в серый гофрокартон коробки из-под холодильника над своей головой. Сон не идёт. Он задыхается от событий последней недели, будто жизнь, устав от его пассивности, получила разрешение наверстать упущенное за десять лет, и теперь молола его в жерновах глобальных перемен. Он не успевает адаптироваться, не имеет возможности сделать стоп-кадр и осмотреть сцену, где происходят действия. Люди и декорации меняются с такой скоростью и настолько глубоко западают в душу, побыв с ним свего день, два или полчаса, что ему кажется, будто он живёт на ускоренной съёмке. Всё важно, всё складывается в единую картину, случайностей нет и быть не может. От него требуется лишь доверять движению и не плошать, как сегодня, иначе будешь жевать свои зубы в тёмном переулке.

Что случилось с Корнелией? Каких демонов он разбудил в ней, что она целый час плачет у него на груди, а потом спасает ему жизнь? Её голос, некогда скрипучий и мерзкий с лёгкой писклявостью, теперь тягучий и бархатистый, женский, без примесей и помех. Этим голосом можно петь со сцены, вещать с трона или раздавать указания отважным рыцарям. Он вдруг интересуется жизнью той, которую назвать теперь каргой не поворачивается язык. Как она попала сюда? Откуда?

И кто он сам теперь, Джонни или Ричард?

Онемение разбитого лица проходит, уступая место пульсирующей боли. Корнелия сказала, что он выживёт, ощупывая его лицо очень профессиональной медицинской хваткой. Вероятно, она проверяла кости на переломы. Откуда у неё это?

Вообще все люди вокруг странные. Те, кого, казалось, он знает много лет, изменились в одночасье так, что Джонни не уверен вообще ни в чём: друзья и враги перемешались и сплелись очень тесно, не позволяя теперь судить однозначно.

Он закрывает глаза, в надежде уснуть.

– Добрых снов, Селина, – шепчет он в темноту.

Утро встречает Нью-Йорк серым ватным небом с лёгким намеком на дообеденный дождь. Джонни поднимает голову и продолжительное время наблюдает за бегущими между кирпичных стен свинцовыми облаками, лениво облизывающими потолок планеты.

Утром он понимает наверняка, что в двухкомнатном жилье больше не нуждается. Собрав весь скарб в одну картонку, он ставит лишнюю пока что вторым ярусом, намереваясь отдать её в добрые руки.

Около семи утра он садится на автобус до объекта, понимая, что ему слоняться там минимум полчаса, но Джонни это не сильно трогает, лишь бы дождь не начался. Он выходит раньше на одну остановку и решает прогуляться пешком.

Нещадно чешется лицо. Он вспоминает, что его бритвенный станок лежит и ждёт особого часа, который, наконец, пробил. Почему раньше его борода не доставляла таких хлопот? Бывало, она отрастала до самой груди, но никогда не зудела так сильно.

Он идёт и чешет левую щёку, пока не вспоминает, что вчера именно на неё пришёлся удар полкой. Однако сейчас боли нет. Он бы вообще не вспомнил инцидент, если бы согласился на пару глотков виски от Корнелии и слегка залил мозг туманным пойлом. Джонни трогает языком рассечённую губу, удостоверяясь, что вчерашняя сказка о доброй злой королеве ему не приснилась. Он ищет глазами хоть одну отражающую поверхность, чтобы оценить свой внешний вид, и находит боковое зеркало ближайшего автомобиля.