Алёна Нефёдова - Принц в розовом пальто

– Ну, если все равно продавать придется, то какая разница?

– Лиз, я еще не потеряла надежду отстоять его. Я поэтому даже и не живу в нем. Как примета какая-то, что ли. Если сохраню его для дочки, значит, все у меня наладится. Эй, это что за звук? – прислушивается Юля к непонятному ворчанию из коридора.

– Это мой телефон. Странно. Уже поздновато для звонков.

Я выхожу из кухни, судорожно оглядываясь в поисках неуловимого гаджета. Вечно я забываю вытащить его то из кармана, то из сумки. Да и, собственно, не настолько он мне и нужен под рукой. В соцсетях я не зависаю, бурную переписку ни с кем не веду. С тетей и дядей созваниваюсь по утрам, а Данил обычно звонит перед выходными, чтобы узнать, не нужна ли помощь.

Я достаю настойчиво пиликающий телефон из кармана пуховика и с удивлением вижу, что звонит моя Гавриловна. Очень странно. И тревожно. В это время она обычно уже спит. Она ранняя пташка. Подскакивает в любое время года в пять утра, а в восемь вечера ее уже кантовать нельзя, иначе потом до утра не уснет. Тот еще жаворонок.

– Алло?

– Алё, Лизок, беда-а-а, ой беда-а-а, детка, – громко завывает в трубку еще одна моя “подружка”.

– Анфиса Гавриловна, миленькая, что случилось? Тебе плохо? Скорую надо вызвать?

– Ой, детка-а-а, у Его Высочества приступ! – причитает Гавриловна, закашливаясь. – Ой, помрет мой сыночек, Лизок!

– Какой приступ? – пугаюсь я, зная, что у Анфисы “пунктик” на тему здоровья ее сыночка.

– Эпиле-е-епсия… – чуть не рыдает в трубку женщина.

– Вы своему доктору звонили?

– Да уехал наш любимый Борисыч! В Лондон укатил три дня назад. На симпозиум какой-то. Ну как же все не вовремя, Лизок.

– Гавриловна, ну-ка дыши глубоко. Я сейчас прибегу и все порешаем.

– Да куда ж ты по ночи-то побежишь, ребенок?

– Анфиса, не нервируй меня. Готовь его пальто и “брульянты”, буду через десять минут.

– Спасибо тебе, Лизок. Я тогда позвоню заму Борисовича, который вместо него ведет прием. Где-то у меня его телефон должен быть. Сейчас найду.

Я возвращаюсь на кухню и виновато развожу руками.

– Юль, прости, мне надо срочно убежать на часик-полтора.

– Гавриловна?

– Ага. Ты расстилай пока вам с мелкой постель, меня не ждите. Полотенца я вам приготовила, в ванной лежат, твое сиреневое, для Верочки розовое с зайчиком. Купайтесь, перекусывайте, вот, я как раз йогурт для Мышки достала, чтобы подогрелся немного. Я сама вас закрою и сама потом открою. Постараюсь не шуметь, но вы лучше дверь в комнату закройте, чтобы я случайно не разбудила вас. Только бра в коридоре не выключайте, а то я буду спотыкаться в темноте и точно вас разбужу.

– Беги уже, мать-Тереза. Разберемся. Только аккуратнее там, по темным дворам напрямую не шарахайся. Три минуты роли не сыграют, лучше пройдись до своей Гавриловны по ярко-освещенному проспекту.

– Хорошо, мамочка. Конечно, мамочка, – улыбаюсь я подруге, которая сосредоточенно наматывает мне на шею шарф. – Спасибо за заботу.

– Это тебе спасибо, кума, – Юлька натягивает на меня шапку и чмокает в послушно подставленный нос. – Без тебя я бы точно сдохла когда-то.

– Я бы без тебя и Верочки тоже. Поэтому хорошо, что мы есть друг у друга. Все, я побежала. Обещаю по темным дворам не ходить.

– Если что…

– Если буду совсем уж задерживаться, я тебе напишу в телеге, мамочка.

– Все-все, поняла. Иди уже. И на ключ не забудь закрыть, – только и успевает крикнуть мне вдогонку Юля, когда я захлопываю тяжелую металлическую дверь.

“А мне говорят, что катет

Короче гипотенузы.

А я говорю вам – хватит!

Устал я от этой обузы”…

Я напеваю незатейливый мотив из старого детского фильма про электронного мальчика, что так хотел стать человеком. А мне иногда почему-то хочется стать наоборот – электронной девочкой. Чтобы не бояться идти по гипотенузе через темные дворы. Просто потому что она короче, чем сумма двух катетов прямоугольного треугольника, которые мне приходится топтать по ярко освещенным улицам. И да, я не ошиблась, это вот квадрат гипотенузы равен сумме квадратов двух катетов, а если во вторую степень не возводить, то…

Господи, о чем я думаю?

О какой-то ерундовской ерунде. О том, что гипотетической электронной девочке было бы не страшно, не больно, не обидно. О том, что она бы не плакала по ночам в подушку от дикого, беспросветного, удушающего одиночества. О том, что она не мечтала бы о несбыточном, не изводила бы себя напрасными сожалениями, и не надеялась бы впустую на то, что в ее жизни тоже однажды случится Чудо. Настоящее, теплое, вкусно пахнущее свежеиспеченным хлебом чудо под названием ребенок. Свой, собственный, родной. Мягкий и теплый, пускающий носом пузыри, плачущий по ночам и улыбающийся при виде лица своей мамы – меня.

Вот странно все же. Я в детстве особо не играла в куклы, неинтересно было. И с ровесниками во дворе особо не водилась. Они мне казались каким-то бестолковыми и слишком понятными, а значит, тоже неинтересными. Я и к Данилу потянулась только потому, что он был старше, если и выходил во двор, то только с очередной книжкой, и умел здорово пересказывать мне содержание прочитанного. Да так увлекательно, что уже в пять лет я научилась сама читать и даже записалась в библиотеку, благо она находилась буквально в соседнем доме и работала в ней наша соседка, которая махнула рукой на тот факт, что мне всего пять и я еще даже не хожу в школу. И вскоре я уже не просто слушала своего любимого друга и наставника, но даже осмеливалась вставлять свои две копейки на тему прочитанного.

Мы дружили с детства. Просто дружили. Даже не целовались. И решение пожениться приняли как-то тоже… спокойно, что ли? У меня не порхали бабочки в животе, я не истерила, если замечала, что Данил разговаривает с кем-то из девушек, я никогда не выясняла с ним отношений и не требовала у него регулярно отвечать на самый дурацкий в мире вопрос – “Ты меня любишь?”. Я знала, что он меня любит. Блин, я, наверное, дура, потому что уверена, что он до сих пор меня любит. Но… Как сестру. Как младшую сестренку, о которой надо заботиться, которой надо помогать, которую надо учить. Нет, не то чтобы вот прям учить, а деликатно наставлять. У него это хорошо получалось – быть деликатным и ненавязчивым в своих наставлениях. Но для меня мой бывший муж Данил был самым правильным наставником и самым настоящим старшим братом.

Уж не знаю, насколько хорош он как любовник. Но не потому, что у нас не было секса, еще чего! Был, разумеется, мы все-таки были женаты несколько лет. И в постели с ним мне было приятно, очень приятно, мне и в голову ни разу за это время не пришло сказать ему что-то типа “ой, у меня голова болит” или “ой, что-то не хочется”. Просто мне не с кем и не с чем сравнить то, что было у нас, а говорить на эту тему я не могла ни с кем. Ну вот не могла я обсуждать ЭТО ни с тетей, ни с Гавриловной, ни даже с той же Юлькой.