Татьяна Оболенская - В любви брода нет

И неожиданно я понял, что на меня так подействовало, даже не этот приятный аромат духов девушки. Интересно все-таки, какими духами она пользуется? Хотя на каждой коже духи имеют разные нотки. На ее коже – это просто супер! На меня подействовал запах самой ее кожи – тонкий, легкий, как морозная свежесть. Я неожиданно вспомнил, как в детстве любил вдыхать запах белья, которое мама зимой снимала с балкона. Белье стояло колом, но как оно пахло! Это еще когда отец не занимался бизнесом, и мы жили в обычной квартире с большим балконом. Лидки тогда еще и в помине не было. Наша семья состояла из мамы, папы и меня. Не было такого достатка, как сейчас. Но как же было хорошо! Мама пекла по выходным пирожки, а мы с отцом ходили на лыжах и брали с собой в термосе чай и эти пирожки на перекус. Какое было счастливое время! Отец тогда часто бывал дома, его военная часть стояла в Наро-Фоминске. И вообще, в семье у нас царила полная гармония. Нет, конечно же, я не могу сказать, что сейчас родители отдалились. Они по-прежнему любят друг друга, но по той простой и теплой атмосфере я скучаю ужасно. Это было что-то чистое, настоящее, вот совсем, как девочка Олеся, которая мне все и напомнила. Я мотнул головой, пытаясь отогнать эти странные мысли, и вышел из кабинета в приемную. Юля уже ушла, наверное, сдала все полномочия. Олеся подняла глаза от компьютера.

– Никита Александрович, я печатаю таблицу, которую мне дала Юля. Будут еще какие-нибудь указания?

– Будут, – кивнул я, – принеси мне через пять минут кофе, экспрессо, без сахара, – я сделал глубокий вдох, и легкие снова забились «морозной свежестью». Склонившись над компьютером, рассматриваю, что же она печатает. И клянусь, что в этот момент ничего не вижу. Я дышал ею и не мог надышаться. Черт! Засада какая-то! Мне неожиданно захотелось зарыться лицом в ее волосы и попробовать ее кожу на вкус. Она, наверное, как сливочный крем! Интересно, а парень у Олеси есть? Нужно будет с пристрастием допросить Лидку, Уверен, сестрица в курсе всех дел подруги. Я с трудом оторвался от «сладкой девочки», как я уже успел ее про себя окрестить, и зашел в свой кабинет.

Когда я его увидела, думала, тут же упаду в обморок, как вообще, такое возможно? Не иначе, это происки дьявола. Или сам дьявол с синими глазами явился ко мне из преисподней? В его присутствии у меня перехватило дыхание, и сердце начинает колотится так, что я сама слышу, как оно барабанит о ребра. Интересно, а он слышит? Кофе ему сделать! А он спросил, умею я пользоваться кофе-машиной? Вообще-то не умею. Я вздохнула и отправилась искать, где она находится, эта кофе-машина, и кого-нибудь, кто мне подскажет, как она работает. Я очень быстро нашла зону отдыха персонала и даже разобралась, как сделать кофе. С чашкой на подносе, туда же сливки и сахар, я вхожу в его кабинет. Никита стоит у окна. Он разворачивается и, прищурившись, сканирует меня. Его глаза перемещаются сверху вниз, обратно и зависают на моей груди. Чашка на подносе начинает мелко подрагивать. Он делает шаг мне навстречу, я тоже делаю шаг, неожиданно спотыкаюсь на ровном месте и впечатываюсь ему в грудь. Поднос падает вместе с чашкой, а кофе успевает залить его белоснежную рубашку. Какой кошмар! Кошмар Кошмарыч! Никита Александрович морщится и, наверное, матерится, не вслух, конечно. Но что матерится – это точно! На лице у него зверское выражение.

– Спасибо за кофе! – шипит Никита Александрович. – Завариваете вы его отменно, а еще лучше, подаете. Черт! – он достает носовой платок и пытается вытереть коричневые пятна на рубашке. Но ему неудобно.

– Позвольте, я помогу вам, – тихо говорю я, не поднимая глаз, а лицо уже пылает всеми возможными красками. Я беру салфетки и промокаю кофе. Он громко дышит мне в макушку. У меня даже волосы шевелятся, как от ветра. А может мои волосы шевелятся от страха? Я вдыхаю его приятный парфюм. Как сказала бы моя мама: «Пахнет хорошим мужчиной». У него такая широкая грудь! Сердце начинает учащенно биться, разгоняя по венам кровь. Мамочка дорогая, дай мне силы! Как же мне он нравится!

– Достаточно! – отстраняется он. – Вот вам карточка, – он достает из кармана платежную карту. – Смотаетесь в ЦУМ, найдете магазин PRADA, купите мне рубашку, размер и пин-код сейчас напишу, – черкнул он на листке бумаги. – Надеюсь мне не придется вас ждать до обеда. В час у меня встреча.

– Хорошо, – тихо говорю я. – Но мне нужно убрать, – я показываю на разбитую чашку. Пол не залит, все досталось рубашке Никиты Александровича.

– Оставьте, – морщится он, – сейчас вызову уборщицу, все уберут. Идите уже, ради бога! И купите рубашек сразу несколько штук. На следующий случай, когда вы зальете меня чаем, – усмехается он.

Я выхожу из его кабинета на дрожащих ногах. Сейчас в самый раз запереться в туалете и вдоволь наплакаться. Но нельзя! Тогда не успею купить ему рубашки. На метро я быстро добралась до нужного места. Минут пятнадцать я потратила, чтобы в ЦУМе найти магазин PRADA. Я выбрала пять рубашек и пошла к кассе. Продавец внимательно осмотрела меня.

– Вы знаете, сколько это стоит? – поинтересовалась она. – Я ведь сейчас пробью чек.

Я кивнула и приложила карточку к аппарату. Когда я получила чек, взглянула все-таки на конечную сумму. Ни фига себе! У Лидки брат что, миллионер? Я на эту покупку потратила больше, чем трачу на отпуск за две недели. Цифра была трехзначная и внушительная. Я смотрю на часы на руке. Ого! Уже первый час. Ускоряюсь, несусь к метро почти бегом. Пятнадцать минут на метро, пять минут пробежка, и я запыхавшаяся влетаю в офис Ларионова. На лифте поднимаюсь к кабинету босса и врываюсь в кабинет, тяжело дыша.

Он сидит за столом и недовольно смотрит на меня.

– Ну и где вы ходите? – возмущенно спрашивает он и поднимается из-за стола. – Времени в обрез! Помогайте теперь мне! – он быстро растягивает пуговицы на рубашке. – Ну что вы застыли? Раздевайте меня!

Я робко приблизилась к нему. А теперь почему-то застыл он. Я осторожно выдавливаю пуговицы из петель.

– Живее, Олеся. Вы что мужчин никогда не раздевали? – в его глазах пляшут черти.

Я покрываюсь красными пятнами. Он издевается? Естественно! Он сбрасывает с себя рубашку, и я закусываю губу, чтобы не застонать от восхищения. Это какой-то сексуальный террорист, а не мужчина. Развитая, накаченная грудь и те самые пресловутые кубики на животе. Ходячий тестостерон! Я смотрю на него во все глаза. Даже оторваться не могу. Он замечает мой взгляд и незаметно улыбается. А может мне только это кажется? Но глаза его смеются – это точно. Наконец он натягивает на себя новую рубашку.

– За раздевание ставлю вам тройку, Олеся. Живее нужно, живее, а то у мужчины весь запал пройдет, – весело говорит он. – А теперь наоборот, в смысле, одевайте. Попробуйте получить хотя бы четверку.