Татьяна Абалова - Станцуй со мной танго

Муха потянула поводок, и Глафира послушно двинулась следом, не замечая, что идет по поникшей траве, прибитой холодным осенним дождем.

– Ммм, мое желание… Чтобы ты поцеловал Рыбу!

Задумавшаяся Глаша не заметила, как Муха привела ее к беседке детского сада. На перилах сидели ребята из параллельного класса и с нескрываемым интересом рассматривали виновницу недавнего скандала. Подруги Сони Кислицыной при усердной помощи третьеклашек по всей школе разнесли слух о том, как Рыба соблазняла в туалете Мельникова и как бесстыдно висла у него на шее. То, что туалет был женским, и затащить туда баскетболиста под метр девяносто и справиться с ним против его воли пусть не худенькой, но и не такой сильной девушке, как Глафира Глазунова, просто невозможно, мало кого интересовало. Новость была настолько горячей, что разделила возбужденную аудиторию на два лагеря. Первый, в основном состоящий из подруг и поклонников «лучшей девчонки в школе», сочувствовал Кислициной и пытался ее успокоить придумыванием казней египетских. Второй – частично состоящий из тех же подруг, завидующих более удачливой и красивой Соньке, а также из тех, кто, наконец, дождался, что признанная красавица и гордячка получила пинок (и от кого!) по великолепной заднице, злорадствовал и замер в предвкушении развязки.

– Давай, Витек, – капризно повторил тот же голос. – Мельникову она не отказала, почему бы и тебе не попытать счастья.

– Сонь, давай кого другого поцелую. Хоть первого встречного.

– Угу. Вон моя старенькая соседка идет. У нее вставная челюсть. Баба Ира! Здравствуйте!

– Ладно, – парень начал медленно подниматься, что вывело жертву спора из ступора. – Глаша, стой! Ты куда? Послушай, чего сказать хочу…

Он нагнал ее уподъезда. Поймав за капюшон, больно дернул, прихватив клок волос, и почти уронил на себя.

– Пусти! – задыхаясь, выдавила из себя Глаша, запутавшись в большой куртке и поводке, на конце которого билась в испуге Муха.

Жесткий рот накрыл Глашины губы, окончательно лишив воздуха.

– Давай! Давай! – хохоча, подбадривали догнавшие Витьку друзья. – Раз… два… три… четыре…

Но внезапно все закончилось. Захват ослаб, и Глафира, лишившись опоры, сползла на мокрый бетон. Трясущаяся Муха тут же прыгнула ей на руки.

Над Витей стоял Глеб и, держа его за ворот, бил по лицу. Кулаком. В кровь.

– Глебушка, пусти! – истерично закричала и повисла на нем Соня.

Витек кулем упал рядом с Глашей. Он тихо скулил, когда подбежавшие друзья подняли его и поволокли прочь.

– Это всего лишь спор. Ничего серьезного. Витек проиграл желание. Она просто подвернулась.

– Иди домой, Соня, – устало произнес Глеб и расцепил ее пальцы, что сомкнулись замком за шеей. – Потом поговорим. Завтра.

– Но… – она не верила, что ее гонят.

– Иди.

Во взгляде Мельникова Соня прочла нечто такое, что не позволило перечить. Медленно отступила на два шага, надеясь, что позовет, скажет с извечной полуулыбкой парня, знающего себе цену: «Да пошутил я, глупая. Идем уже отсюда», и раскинет руки, чтобы она спрятала лицо в его пахнущей любимым дезодорантом одежде, но нет. Не позвал. Даже не посмотрел больше. Протянул руку разлучнице, помог подняться и повел в подъезд.

«Но я тоже там живу», – успокоила себя Соня, рывком раскрывая скрипучую дверь и замирая с открытым ртом. Глеб на руках нес ненавистную Рыбу.

Его же ладонь (Соня узнала по часам на запястье, которые они покупали вместе) показалась на мгновение в темном проеме двери Глашкиной квартиры и, взявшись за хрустальный шарик ручки, захлопнула перед самым Софьиным носом.

– Вы что творите? – мама, услышав визг собаки и грохот опрокинувшейся вешалки, выскочила из кухни со скалкой в руках, но, включив свет и, узнав в барахтающихся в ворохе одежды дочь и ее одноклассника, в сердцах отбросила ненужное оружие, добавив шума к общей неразберихе.

– Простите, это я в темноте налетел. – Глеб поднялся сам и помог Глаше. Потом поставил на место вешалку, повесив на нее кое-как одежду. – Здравствуйте, Анастасия Кирилловна.

Активного члена родительского комитета знал каждый ученик выпускного класса.

– А почему вы такие грязные? – мама недоверчиво подняла край расстегнувшейся Глашиной куртки.

– Я упала. Прямо в лужу, а Глеб помог.

– Не убилась, и слава Богу, – Анастасия Кирилловна подобрала скалку и уже по пути на кухню выкрикнула. – Гладя, ужин готов. Мой руки и марш за стол. Глеб, тебя это тоже касается.

– Я пойду, Гладя, – с улыбкой повторил за мамой домашнее прозвище Мельников и, наклонившись к однокласснице, большим пальцем стер грязный подтек с ее щеки. – И ничего не бойся. Я со всеми разберусь.

Дверь мягко хлопнула и прервала речь мамы, которая громко рассказывала о новом рецепте кляра для рыбы, которому ее научила аспирантка. «Представляете, обыкновенная газировка, а корочка получается такой хрустящей…»

– А ужин? – замызганный, пахнущий рыбой фартук на полноватой фигуре Анастасии Кирилловны сменился на праздничный, с петухами на оборках.

– Дома поужинает. Его там ждут, – рассматривая свое лицо в зеркале и отмечая кровоподтек на губе, зло ответила Глаша, но спохватившись, более мягко добавила: – А я с удовольствием поем. Газировка, говоришь?

Вместо соседа, с которым делила парту последние два года, Глаша обнаружила широко улыбающегося Глеба. Сафронов, беспомощно поблескивая линзами очков, недовольно сопел за его спиной.

– Чего замерла? Садись, – Мельников огромной ладонью по-хозяйски похлопал по сиденью. Глаша беспомощно оглянулась, но заметив любопытствующие взгляды, ерепениться не стала. Вытащив из портфеля линейку, фломастером прочертила длинную линию, разделившую парту на две равные части.

– Это мое, – она растопыренной ладонью обвела ареол своих владений. – Нарушишь хоть на сантиметр, пересяду на заднюю парту к Фокину.

Вадим, раздолбай каких на свете мало, обрадовавшись перспективе списывать у отличницы и хоть как-то дотянуть до конца школы, радостно закивал и, вытащив из заднего кармана брюк Сафронова носовой платок, показательно протер от пыли место рядом с собой.

– Это единственное условие? – уточнил Глеб, убирая с территории принципиальной соседки свой учебник, который каким-то образом туда эмигрировал. – Значит, от сих до сих не трогаю, – его длинные пальцы стукнули по указанным границам, – а ты не дергаешься и не выдвигаешь новых требований?

– Да.

– Уверенна?

Глаша отвернулась, чтобы не смотреть в глебовские наглые глаза.

– Так! Открыли учебники на параграфе двадцать два, – на пороге появился учитель. Класс дружно встал и шумно сел. – Сегодня начнем с новой темы, перекличка и опрос потом.