Айрин Кей - Путь к звездам

– Да-да, я знаю всё, что ты могла прочитать в Интернете. Но большинство из этого – высококачественная работа моих ребят из отдела пиара. Ты поверила, другие прочли и тоже поверили – и вот, никто уже и не знает, каким был Курт Хейлиц на самом деле до того, как с ним познакомилась широкая публика. Я уверен, что сейчас даже его одноклассники и соседи верят в то, что знакомый им Курт был именно таким, каким его представляет Интернет.

Я пыталась осознать услышанное. Получается, Курт Хейлиц, у которого многочисленная армия поклонниц по всему миру, гей. Но как же его вчерашний взгляд, когда я вышла из душа в коротких шортиках? Он был отнюдь не дружеский. Хотя, возможно, тем самым он хотел вывести меня из равновесия. Ну и, конечно, был уверен, что после этого показательного выступления, кровать будет в его безраздельном пользовании. Да, характер у него, конечно, мерзкий, это не зависит от ориентации, но зато можно не переживать – больше ему не удастся захватить право единоличного владения кроватью, для разнообразия пусть попробует поспать на диване. Коварно улыбнувшись собственным мыслям, я вернула свое внимание к разговору.

– Сейчас заскочим пообедать, а потом сразу едем на фотосессию для журнала C&M. Они подготовят большой материал к выходу твоего сингла. Его мы запишем и выложим в сеть до конца месяца.

Что? Я, конечно, понимала, что работать придется много, но у меня сейчас даже и сингла не было. Не представилось возможности показать Тиму мои наработки. А вдруг всё написанное мной ему не понравится?

– Тим, тогда нам нужно заехать вечером в студию, чтобы ты послушал мои демо-записи.

– Не беспокойся, – лениво отмахнулся он. – У нас уже есть сингл, который отлично тебе подойдет.

Брови удивленно вспорхнули вверх, но я промолчала. Он – мой продюсер, и ему, конечно, виднее с какой песней стоит выходить на рынок. Но подавить горечь внутри было не так-то просто, все же я надеялась, что буду исполнять собственные песни.

Для меня Тим годился в отцы, не только по возрасту, но и по некоему покровительственному отношению, поэтому в его компании я, хоть и не чувствовала себя неловко, но все равно не находила каких-либо общих точек соприкосновения. Поэтому была рада, когда обед закончился, и мы отправились в редакцию журнала.

В редакции бурлила жизнь. Множество людей сновали туда-сюда, с разных концов доносились обрывки дискуссий, которые сливались в монотонное гудение. К нам навстречу вышла Аделинда с невысоким щуплым мужчиной в круглых очках. Тим обменялся с ним рукопожатием, затем обратился к своей помощнице:

– У меня встреча, мне пора. Проследи, чтобы все прошло как надо. Мне нужно, чтобы эта фотосессия была на высшем уровне.

– Конечно, – деловито кивнула девушка, заправив за ухо выбившуюся прядь каштановых волос, и широко улыбнулась.

Стоило Тиму уйти, как ее улыбка превратилась в тонкую нить поджатых губ. Она холодно посмотрела на меня и кивнула в сторону:

– Пошли, – затем резко развернулась на высоких шпильках и продолжила небрежно бросать на ходу. – Почему так долго? Тебя уже все заждались. Думаешь, мы тут весь день будем ради тебя софиты жечь.

Я опешила от такого обращения. Она же понимает, что от меня в этой ситуации ничего не зависело. Может, у нее день не задался, и она решила отыграться на мне? Пройдя через всю редакцию, мы оказались в просторной студии, где было так же многолюдно, как и в предыдущем помещении. Я сглотнула, ощутив, как в груди разрастается заледеневший ком, – никогда не думала, что для съёмочного процесса требуется столько людей. У меня же не было настоящей фотосессии. Мы, конечно, пару раз выбирались с семьей в небольшую студию, но тогда были только мы и фотограф. А сейчас это напоминало огромный улей, где каждый занят своим делом. Надеюсь, мне расскажут, что нужно делать, потому что пока я даже не представляла, как позировать правильно. Аделинда все продолжала недовольно ворчать, пока мы не дошли до небольшого закутка, где стояла вешалка с одеждой.

– Это, это и вот это, – помощница продюсера ткнула на какие-то вещи. – И поживее.

Огляделась. Здесь даже не было места, чтобы уединиться, никакого намека на отдельную комнату или гримерку, а вокруг то и дело ходили люди. Но не успела я задать этот вопрос, как девушки уже и след простыл. Тяжело вздохнула и попыталась смириться с неизбежным. Взяв нужные вещи, зашла за напольную вешалку и помолилась, чтобы никому и дела не было до меня. Щеки горели, и я с трудом трясущимися пальцами начала снимать футболку. Когда я уже потянулась к пряжке ремня, то вздрогнула, услышав визгливый голос почти над самым ухом:

– Ты с ума сошла! – обернувшись, я увидела незнакомую девушку с планшетом в руках. – Гримерка там.

Она ткнула пальцем куда-то в сторону и бесцеремонно схватила меня за руку, потащив в указанном направлении. Я успела прихватить одежду и теперь семенила в гримерку, пытаясь прикрыться ворохом вещей. Девушка стремительно втолкнула меня внутрь маленькой комнаты и захлопнула за мной дверь. М-да, неловко как-то вышло. Но, оказалось, этот импровизированный стриптиз на многолюдную аудиторию, не шел ни в какое сравнение с тем, что меня ждало на самих съемках.

Я стояла под жаркими софитами. Десятки глаз неотрывно смотрели на меня, подмечая каждое движение. Именитый фотограф, тот самый щуплый мужичок в очках, кружил возле меня, бросая на ходу короткие указания, смысл которых не всегда до меня доходил. Закинь руку сюда, а теперь посмотри соблазнительно в объектив. Эй, не отходи назад, стой прямо. Я чувствовала, как мои нервы напряжены до предела, и никак не могла расслабиться. Да и слова фотографа не способствовали этому. Он должен быть очень, очень хорошим профессионалом, потому что как человек он мне совсем не нравился. В один момент он всплеснул руками, повернулся к Аделинде и разъярённо произнес:

– Тим совсем нас не жалеет, у него что, способность выбирать себе протеже, которые обладают грацией доски? – фотограф демонстративно закатил глаза.

Я услышала, как девушка громко рассмеялась в ответ. С нескольких сторон послышались сдавленные смешки. Но перед глазами пелена. Глубоко втянув нагретый софитами воздух, я ожесточенно вонзила ногти в ладони, сжав кулаки до боли, чтобы хоть немного отогнать от себя подступающие слезы. Нет, только не здесь! Я бы с удовольствием вышла сейчас на улицу, освежила лицо вечерней прохладой, но спросить об этом не решилась, потому что прерывать рабочий процесс никто не собирался. Выпрямила спину, пообещав, что смогу себе позволить поплакать чуть позднее. Главное – не здесь, не перед всеми этими людьми, которые воспримут мои слезы не просто как слабость, а как раздражающий фактор, мешающий им поскорее закончить рутинную работу и разойтись по домам.