Виктория Лукьянова - Играя судьбами

Сказать ему, чтобы больше не писал и уж тем более не приезжал. Так будет проще.

Натан пожал плечами. Или мне показалось, что он шевельнулся?

– У нас же неплохо получалось общаться, – выдавила из себя лживую фразу. Он отреагировал единственным словом:

– Нет.

– Но и так нельзя, – выпалила, опуская взгляд на пуговки. С ними было легче. Лишь бы не проваливаться в эту темноту. Безысходную темноту. – Просто поговорим потом? Хорошо? Мне завтра…

– На работу, – произнес он и шагнул.

Я испуганно отпрянула, выставляя руки перед собой. Натан замер, уткнувшись грудью в ладони.

– Пожалуйста… Просто уходи.

– Нет.

– Ну почему? – прошептала, смаргивая слезы. – Почему? Уходи…

Он промолчал. Покачал головой и накрыл мои ладони своими руками. Теплый.

За всей видимостью человека, будто созданного из мрамора, он был самым обычным. Пусть и идеальным. Кожа к коже, прикосновение, которое во мне резонировало ноющей тяжестью в груди. Я никогда не реагировала на касания так. Так как это происходило именно сейчас и только с ним. Даже Терри не мог вызвать во мне такой отклик. Словно со дна души подняли всю муть огромной ложкой, ударяя при этом по стенкам. Боль и сумятица, в голове неразбериха. И лишь его ладони на моих.

– Что значит хватит ?

– То и значит! – закричала, пытаясь вырвать руки.

Его пальцы сомкнулись, оплетая мои запястья стальными канатами.

– Хватит – значит хватит. Я хочу, чтобы мы перестали общаться. Совсем перестали. Мне не интересна эта чертова переписка. Я не могу и не хочу тратить свое время на глупые споры. Ты отвлекаешь меня. Мешаешь работать. Я устала.

– Но ты отвечаешь.

– Потому что ты пишешь. Потому что я так воспитана! Я не могу бросить диалог на полуслове. А вот ты можешь! И, черт бы тебя побрал, отпусти мои руки и убирайся!

– Нет.

– Да что ты все заладил нет да н…

Я хотела кричать. Хотела рвать и метать. Но я оказалась в капкане объятий и заложницей его губ. Мне конец.

Он обнимал меня. Обнимал так, будто я была хрустальной и могла треснуть, окажи чуть больше давления. Впрочем, именно так я себя и чувствовала. Сдави меня крепче, и эмоции, годами накопленные и утрамбованные в потаенных ящиках души, вырвутся наружу. Выльются черной жижей, обнажат испорченное нутро и отравят его губы…

Задыхаясь, я закрыла глаза и четко осознала – в его руках мне стало хорошо. Не знаю почему, но я позволила привлечь себя чуть ближе, соприкоснулась с жесткой тканью делового костюма и впервые пожалела, что на мне было так много одежды.

Голова перестала гудеть. Шум оборвался так резко, будто кто-то нажал на кнопку. Осталась лишь тишина, заполняемая дыханием и тем самым звуком, который бывает, когда губы встречают другие губы.

Он целовал нежно. Так же нежно, как и обнимал. Его губы были мягкими. А я ведь упорно считала, что тонкие бледные губы на этом лице должны быть исключительно холодными и безжизненными. Но под мраморной личиной была жизнь. Я чувствовала ее. Она пульсировала под ладонью, которую я положила на его грудь. Сердце отбивало ритм: тук-тук-тук . Мое стучало чуть быстрее. Но в одном я уверена – он был взволнован так же, как и я.

Переместив ладонь чуть ниже, дотронулась до перламутровой пуговки. Ткань пиджака была жесткой, а вот рубашка мягкой и теплой. Его тепло. Поднимая ладонь выше и выше, я считала пуговки. Первая, вторая, третья.

Галстука на нем не было. Поэтому очутившись на воротничке, мои пальцы не встретили преград. Первая пуговка была освобождена из капкана петли. Вслед за ней и вторая. Чувствуя, как ткань переставала обтягивать безупречное тело Натана, я будто сама снимала одежду с себя. Или собственную личину.

А ведь мы были похожи. Слишком похожи…

Его губы замерли и отпустили мои.

Я открыла глаза и нырнула в бурю. В самый ее центр. Он лишь казался спокойным. Внутри мужчины бушевал шторм.

– Хватит ?

Он выбросил меня из пучины. Одно слово, такое ненужное сейчас, поставило точку. Покачав головой, подалась вперед и коснулась его губ.

– Да.

***

Дверь за его спиной захлопнулась. Натан остановился на лестничной площадке и прислушался. Казалось, будто откуда-то доносился стук. Рваный, громкий, ужасающий. Подняв руку, он положил ладонь на грудь и нашел источник шума. Его сердце… его проклятая мышца жила своей жизнью.

Сжав ткань на груди, он комкал белоснежную ткань рубашки, не заботясь о том, что под пальцами оставались мятые следы. Он, который ненавидел беспорядок, ненавидел хаос, готов был сорвать с себя одежду, вынуть свое тело из кожи и бросить все это здесь. На пороге ее квартиры.

Почему именно она? Почему с ней ненавистная мышца оживала?

Натан не находил ответа.

Его пальцы расслабились. Рука опустилась и повисла вдоль тела.

Не оглядываясь, он приблизился к лифту, но, так и не решившись нажать кнопку, спустился по лестнице.

Улица встретила его холодным порывом ветра. Сентябрь в самом разгаре. Ночи стали темными и холодными. Мир угасал, и лишь Натан не замечал этого. Потому что его мир неожиданно сосредоточился вокруг нее. Только на ней.

Эмма.

Не сегодня, но очень скоро он возненавидит и ее имя. Когда мышца в груди перестанет рваться на части…

Добравшись до оставленной у подъезда машины, он еще долго смотрел на глянцевый бок автомобиля. Если бы кто-то увидел Натана сейчас, решил бы что он не в себе. Возможно, так и было. Мир сузился до одной мысли. До одного слова.

Теперь он ненавидел это слово.

Новый порыв ветра вернул его в реальность. Относительно вернул, потому что мужчина, забравшись в салон, так и не завел мотор. Опустив руки на руль, он смотрел на свои пальцы, но видел нечто иное.

Ее глаза, темно-серые, обрамленные черными ресницами. Но они были покрасневшими. От усталости? Она говорила, что не могла уснуть и устала… Она врала.

Он ненавидел ложь, но лгал. Вот только с ней он не притворялся. Всё, что он говорил, каждое слово, звук, даже дыхание было настоящим. Она не слышала его. Не могла увидеть таким, каким он видел ее.

Возможно, он ошибался в Эмме.

Она не другая. Такая же, как все…

Но она сделала ему больно. Как раз там, где чертова мышца безжалостно гнала кровь.

Натан вновь поднял руку и коснулся рубашки. Под ладонью ткань осталась прежней, но на каком-то неведомом обычному человеческому глазу уровне, все еще хранила ее прикосновения. Ее пальцы, оставившие отпечатки. Мужская ладонь поднялась выше – точно так же, как делала она. Пуговица за пуговицей, пока Натан не обнаружил, что две самые верхние были расстегнуты.

Зачем она сделала это? Зачем Эмма пыталась расстегнуть их? Хотела снять с него одежду? Поэтому она так жадно отвечала на его касания и поцелуи? Хотела секса? Только секс и ничего более?