Филлис Уитни - Бирюзовая маска

Она замолчала, а я стала смотреть на прямое, широкое шоссе, по которому мы ехали с хорошей скоростью. Город остался позади. Вокруг по обе стороны простирались холмы песочного цвета с пятнами можжевеловых кустов. Деревья попадались редко, разве только у ручьев, там, где кудрявилась пышная зелень. Тут и там из пыльной земли поднимались холмистые гряды, а вдалеке молчаливо застыли горы. Иногда на холмах вспыхивали полосы тускло-красного, ржавого и оранжевого, а вездесущий можжевельник покрывал их склоны зелеными горошинками.

Я опять почувствовала, что это мне знакомо. Яркий свет, цвет песка, широкое небо вверху, ощущение бескрайнего пространства — все это было мне известно, я видела все это раньше. Во мне росло возбуждение, я чувствовала, что возвращаюсь домой. Мне захотелось написать этот пейзаж, с которым меня связывало духовное родство. Он звал меня, принадлежал мне.

— Мне кажется, я это помню, — сказала я мягко.

Сильвия Стюарт бросила на меня быстрый взгляд, и я вновь ощутила в нем непонятное беспокойство. Прежде чем заговорить, она сбросила скорость.

— Не надо вспоминать, Аманда! Не надо!

— Но почему?

Она не ответила и опять прибавила скорость.

Воздух становился чистым и пьянящим по мере того, как мы поднимались в горы к Санта-Фе. Машин на дороге стало меньше, и прямая, как стрела, она летела на север. Время от времени на обочине встречались саманные домики, но людей не было видно.

Недавно здесь прошла долгожданная гроза, а когда впереди показались горы Сангре-де-Кристос — самое преддверие Скалистых гор — я увидела на их вершинах снег. У подножия горной гряды показались крыши Санта-Фе. Во мне росло ожидание, предчувствие встречи с родиной.

Мы въехали в черту города. Окраины оказались обычным смешением дешевых забегаловок, бензозаправок и мотелей, как и в большинстве американских городов.

— Не обращай внимания, — сказала Сильвия. — Это все мишура, не настоящий Санта-Фе. Мы живем рядом с дорогой на каньон, это район художников, старая часть города. Но вначале я провезу тебя по центру, чтобы ты почувствовала вкус старого города. Тебе часто будут говорить, что этот город основан за десять лет до того, как здесь осели художники, и что это старейшая столица страны.

Я это знала. Мне всегда нравилось читать о Санта-Фе. Однако теперь у меня появилось странное ощущение, будто этот город отрезан от остального мира. Там, где я жила, было трудно определить, где кончается один город и начинается другой, а вокруг Санта-Фе простиралась дикая холмистая местность, за ним возвышались горы, закрывая к нему доступ, изолируя его от всего мира. У меня появилось чувство, что как только я оказалась в его пределах, я оставила где-то всю свою прошлую жизнь, и мне это не совсем понравилось. Конечно, глупо. Санта-Фе — это старый, цивилизованный город. Сюда пришли конкистадоры, перешедшие через эти безбрежные пустыни. Здесь кончался Великий путь.

Итак, я въехала в город со смешанным чувством возвращения домой, предвкушения встречи с родиной и смутным страхом. Думаю, последним я была обязана Сильвии Стюарт и хотела поскорее преодолеть этот страх.

Мы свернули с широкой дороги. Улицы стали уже, извилистей. Дома саманного цвета — из настоящего самана или покрашенные под него — создавали вокруг свечение тусклого землистого оттенка под ярким солнцем. На площади, которая была центром города, радовала глаз зелень деревьев, и, когда мы ее объезжали, Сильвия указала мне на боковую улицу, в глубине которой располагался магазин «Кордова». Потом она свернула с площади и проехала мимо собора св. Франциска — здания из песчаника с двумя одинаковыми башнями, напоминающего о Франции. Я слышала об архиепископе Лами, который его построил и о котором написала Уилла Катер в книге «Смерть приходит за епископом».

— Мой книжный магазин на этой улице, — показала Сильвия. — Сегодня работает моя помощница. Ты должна заглянуть ко мне, когда сможешь. Теперь я тебя отвезу домой.

Домой! Вдруг у этого слова появилось новое звучание, несмотря на мою тревогу. Для меня оно означало конец поисков. Я тоже была одной из Кордова, и что бы ни говорила о них Сильвия, я с нетерпением ждала встречи с ними.

Мы обогнули Аламеду недалеко от того места, где когда-то кончался Великий путь, и поехали вдоль неширокой полоски зеленого парка над высохшим руслом реки, вверх по узкому гребню холма, который был дорогой к каньону, мимо студий и художественных галерей. Здесь старые саманные дома, некогда испанские резиденции, столпились вплотную друг к другу, разделенные только круглыми саманными стенами, за которыми располагались и сами дома и скрытые патио. Мы свернули на Камино дель Монте Соль, затем опять поехали вниз вдоль узкой улицы, окруженной старыми домами.

— Вон впереди видишь тот дом с бирюзовыми оконными рамами и воротами? — сказала Сильвия. — Это дом твоего деда. Наш дальше, за следующей стеной. Дом Хуана более старый, чем наш с Полом, — ему более лет.

Я хотела остановиться, чтобы попробовать вспомнить, но мы проехали мимо. Следующие слова Сильвии меня разочаровали.

— Я не повезу тебя сразу туда. Сначала мы заедем к нам, и я познакомлю тебя с мужем. Потом я позвоню Кларите и узнаю, готовы ли они тебя встретить. Там был страшный кавардак из-за Элеаноры, когда я уезжала.

Сразу за домом Кордова на узкой дороге стоял гараж, и Сильвия заехала в него. Задняя дверь гаража открывалась на кирпичный патио, и мы вышли туда. Саманные стены высотой до плеча закрывали от нас улицу, и Сильвия повела меня через патио и через тяжелую деревянную дверь в длинную, удобную гостиную, где на полу были разбросаны индейские коврики, а на стене располагались два ряда полок с коллекцией кукол качина.

— Ты, наверное, найдешь Пола на портале, — махнула рукой Сильвия. — Иди и познакомься с ним. Я скоро приду. Скажи Полу, что я пошла позвонить Кларите, чтобы сказать ей, что ты здесь и выяснить, разобрался ли наконец Гэвин со своей женой, как она этого заслуживает.

Я вышла через указанную Сильвией дверь на длинное, открытое пространство — нечто среднее между крыльцом и террасой, но находящееся на одном уровне с патио. В тростниковом кресле в дальнем конце сидел мужчина, которому было лет тридцать семь — тридцать восемь, — значительно моложе Сильвии. Его густые волосы, выгоревшие на солнце, были зачесаны со лба и сзади низко опускались на шею. В этот прохладный майский день на нем был бежевый свитер и коричневые брюки. Он услышал меня и повернулся, вставая, — высокий и худощавый, с тонким, довольно худым лицом, внимательными серыми глазами, длинным подбородком и прямой линией рта. При виде меня его губы тронула легкая улыбка. Это было лицо сильного человека, и мне оно понравилось. Но было и еще что-то. В эти несколько секунд случилось нечто непредвиденное: интуитивное понимание возникло между нами. Понимание, пришедшее ниоткуда, и внезапное, как удар тока. Как будто он сказал: «Я тебя понимаю и хочу узнать тебя лучше».