Елена Сергеева - До кончиков пальцев… Четвёртая часть. Дождь

Такой разный дождь в нашей жизни бывает.

Иногда он в слезах из души вытекает.

И, щемя непогодой где-то там в глубине,

Ты стираешь со щёк по своей же вине.

А бывает, что дождь, что из глаз по щекам,

Не приносит мучений и горечи нам.

Он от счастья, что рвётся и не удержать,

Тонкой ленточкой станет на коже сиять…

Тысячи людей мы встречаем на своём жизненном пути. Многие из них проходят, как летний дождь, и не оставляют о себе даже воспоминаний… Некоторым удаётся оставить след в нашей памяти, какой оставляет аномальная плюсовая температура зимой, и лишь единицы остаются в наших сердцах навсегда…

Ксюша сидела возле кроватки своего сына в больничном боксе и думала об Артёме. Прошёл год и почти шесть месяцев с того момента, как она последний раз видела его безмятежно спящим в своей кровати… Как же это было давно – пятьсот шестьдесят восемь дней назад…

Уходя от молодого человека в то злополучное утро, девушка полагала, что их будущий с Костей сын займёт всё её сердце и она забудет его, но этого не произошло. Да, Ксюша узнала, что существует материнская любовь, затмевающая все другие, даже чувства к любимому мужчине, но с рождением сына в её сердце закралось подозрение, от которого она не могла избавиться и которое ещё больше заставляло думать об Артёме.

Как только малыш появился на свет и девушка посмотрела на его припухшее личико, сердце бешено забилось в нехорошем предчувствии. С каждым днём, с каждым месяцем она всё больше убеждалась в этом: смотря в глаза маленького сына, Ксюша словно смотрела в глаза Артёма.

Мальчик рос, и она улавливала в нём и другие черты любимого мужчины: его улыбку, его мимику. Девушка наслаждалась каждой минутой присутствия в своей жизни маленького Тёмы, ведь это был не просто её ребенок, это был ребёнок от Артёма (так, по крайней мере, она думала).

Но с радостью от осознания этого в сердце проник и холодок ужаса оттого, что она натворила. Ксюша наконец поняла, что, уйдя от него и приняв решение за двоих, совершила роковую ошибку. Сначала появилось желание срочно найти Артёма и признаться ему в этом, но страх быть непрощённой, опасение внести беспорядок в их устаканившиеся жизни останавливал её. К тому же у неё не было никаких доказательств того, что он действительно отец её сына, кроме своих ощущений.

Ксюша посмотрела на маленького худенького мальчика, спящего в кроватке, и вытерла слёзы, мгновенно наполнившие глаза.

Когда ты однажды становишься матерью, то, к своему ужасу, понимаешь, что теперь часть тебя самой живёт вне, обретя самостоятельную оболочку, и ты не можешь быть счастлива, если несчастен он, ты не можешь быть спокойна, если не находишься рядом или хотя бы не знаешь, что с ним всё в порядке. Твой ребёнок – это твоё сердце, бьющееся в другом человеке, и всё, что больно ему, приносит удвоенную боль тебе.

Девушка тяжело вздохнула и накрыла рукой маленький кулачок сына. Он был для неё самым дорогим существом, и она не понимала, почему и за что Бог, дав ей такое большое счастье в жизни – стать матерью, теперь хочет отнять его, послав малышу тяжёлую болезнь.

Ксюша содрогнулась от воспоминаний того дня, когда врач объявил ей, что у Тёмы лейкоз и начался этот кошмар: больницы, анализы, курсы химиотерапии. Бесконечные ожидания, перспективы, разочарования, слёзы… И так по кругу…

Потом появилась новая надежда – заявление врачей о том, что помочь сможет трансплантация костного мозга, – но за ней последовала череда разочарований. В банке костного мозга в национальном и международном регистре неродственных доноров не нашли, а ни она, ни Костя не совпали с фенотипом малыша на свои возможные родительские проценты. Это было немыслимым ударом в самое сердце. Это было схоже с разрядом тока, сотрясающим тело в ужасных конвульсиях. Девушка осознала, что это и есть самая невыносимая боль на свете – беспомощно смотреть, как угасает твой ребёнок.

Цепляясь за любой призрачный шанс, она вспомнила о своём предположении: Артём может быть биологическим отцом Тёмы и тогда есть вероятность, что их фенотипы схожи достаточно для того, чтобы он мог стать донором. Ксюша понимала: даже при благополучном стечении перечисленных факторов операция могла не принести ожидаемых результатов, да и побочные действия никто не отменял, но она не думала сейчас об этом. Девушка не выдержала бы, если бы мучила себя подобными мыслями. Она пыталась решать проблемы по мере их поступления.

Найдя в лице сестры невероятную поддержку своим планам, Ксюша воспряла духом и молилась, чтобы очередная надежда не разлетелась вдребезги.

Катя провернула махинацию в получении генетического материала Кости, не ставя его в известность, однажды угостив мороженым на палочке и отнеся образец на экспертизу.

Потянулись мучительные дни ожидания, и вот теперь, чтобы узнать правду, оставалось только пережить эту ночь.

Ксюша проснулась от тихого плача сына и, подняв глаза на часы, поспешно встала, и подошла к нему. Он был весь мокрый от пота, и она, вытащив его из кроватки, понесла на пеленальный столик, чтобы переодеть.

Девушка посмотрела в его голубые глазки и улыбнулась.

– Тёмочка…

Мальчик слабо улыбнулся ей в ответ, и внутри всё защемило.

– Я так люблю в тебе твоего отца! – прошептала она, любуясь его милым личиком и подмечая в нём такие дорогие её сердцу черты Артёма.

В глазах Ксюши заблестели слёзы, но она сдержала себя. Как бы ни было грустно на душе, как бы ни скребли на сердце чёрные кошки, девушка никогда не плакала при сыне, она всегда улыбалась ему и передавала свой позитивный настрой, считая, что малыш всё чувствует и для него это очень важно.

Закончив с переодеванием и поменяв ему постельное бельё, Ксюша уложила мальчика и пошла готовить кашу.

Капнув на руку капельку и убедившись, что та оптимальной температуры, она поднесла бутылочку к его губам. Тёма вяло принялся сосать соску, а выпив половину, вообще отказался есть. Девушка вытащила мальчика из кровати и, подняв столбиком, прижала к себе, чтобы из него вышел воздух, но его стало рвать, и она даже не успела поднести сына к раковине.

Последнюю химиотерапию Тёма переносил особенно плохо – он был слаб, вял, мальчика часто рвало, и Ксюша чувствовала, что сама начинает сдавать и поддаваться панике.

Она набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы не расплакаться, и прижалась к его гладкой голове губами, целуя сквозь маску и пытаясь найти в себе оставшиеся силы.