Алекс Коваль - Невеста на уикенд

– Спасибо, – тяну уголок своих “аппетитных” губ в ухмылке и, с наслаждением проследив, как Сокольский пальцем оттянул воротник рубашки, продефилировала в свое кресло и, как послушная девочка, пристегнула ремень безопасности.

Мужское замешательство, вызванное твоим внешним видом, всегда тешит самолюбие.

– Так… кхм-кхм… что там про посадку, – выдаю ангельскую улыбку Сокольскому, который, наверное, еще долгие пару секунд смотрит на меня, словно пригвожденный к месту, а потом проходит и устраивается напротив.

– Приземлимся мы в аэропорту Ниццы, – берет себя в руки босс, – а оттуда на машине до виллы родителей чуть меньше получаса.

– Почему Ниццы? Вы же сказали – Монако.

– Монако – карликовое государство, там просто-напросто негде строить аэропорт, – выдают мне поучительно, а я не могу удержаться и прыскаю со смеху. Это нервы, точно нервы.

– Ясно, – киваю, бросая взгляд в иллюминатор, за которым проплывает синяя гладь моря и редкие белые облачка. Внешне кажется все так тихо, спокойно, безмятежно. А вот внутри, чем ближе к земле, тем ярче бушует огонь.

– Волнуешься? – голос собеседника слышу словно издалека.

– Есть такое, – устраиваю ладошки на коленях, едва заметно отирая вспотевшие ладошки о платье, и, тяжело вздохнув, поднимаю взгляд на потолок. Правила десяти секунд, Настя.

– Все будет хорошо, они не изверги.

– Ты сначала меня напугал, а потом успокаиваешь? – фыркаю, встречаясь с задумчивым взглядом мужчины. – Так себе тактика.

– В любом случае, я буду рядом двадцать четыре на семь.

– Давай на четыре.

– Что?

– Ничего, – отмахиваюсь, чувствуя, как внутри просыпается нервозность. – Забудь.

Но у Сокольского на это свое мнение. Собственно, у него на все свое мнение. Он, конечно, ничего не говорит, но подается вперед и ловит мою ладошку, зажимая сильно и крепко в своей большой и крепкой руке, в которой моя теряется совершенно, а дыхание перехватывает.

Если до этого просыпалась нервозность, то теперь паника от того, как меня накрывает одно его прикосновение.

Никогда. Почти никогда я не соприкасалась с ним так близко, не имела тесного физического контакта и даже подумать не могла, что простое держание за руку может так… волновать. Так будить организм и переворачивать все внутри. И как-то пальчики в его руке начинают нервно ерзать, и ладонь потеть еще сильнее, и вообще, сердце стучит уже где-то в висках. И от смерти спасает голос бортпроводницы в динамике и посадка, которая прошла удачно.

Франция. Ницца. Лазурный берег.

Или еще круче – Монако, Монте-Карло, Пристанище богачей. Сияющее огнями княжество с дорогими яхтами, тачками, огромными ценниками и казино.

В принципе, все это должно говорить само за себя. Попутно описать мое внутренне состояние как человека, который оказался хоть одним глазком, одной маленькой частичкой души причастен к такой роскошной жизни, что ведут местные жители. Стоило только ступить на трап, как в глазах буквально зарябило от дороговизны и лоска. От красоты и яркости окружающих меня красок. Словно я не в другую страну попала, а вообще на другую планету. Здесь краски ярче, воздух легче, и люди… другие.

Не знаю, сколько на мою долю выпадет за эти четыре дня удивлений, но когда прямо к нашему самолету подъезжает сверкающий на солнце черный Астон Мартин, я запинаюсь, путаясь в ногах, и только благодаря вовремя подловившему меня Сокольскому не лечу носом вниз с пяти ступенек.

– Осторожно, – слышу над ушком и обострившимися рецепторами чувствую, как сжалась его рука на моей талии, а его горячее дыхание шекочет шею и нервишки.

– Да… я, – машу головой и бросаю все попытки выдавить из себя что-то членораздельное. Выпутываюсь из объятий и, спускаясь “на землю”, как зачарованная, переставляю каблучками прямо к до неприличия шикарному авто, из которого выходит молодой парень в совершенно обычных джинсах и черной футболке и протягивает мне ключи.

– Мадемуазель… – слегка кивает головой парнишка, улыбаясь, и ждет… вот только чего?

– Анастасия, – слышу позади голос Ильи.

– Что? – оборачиваюсь, и мне кажется, глупее я еще точно не выглядела. Собственно, на это, похоже, и намекает легкая улыбка на его губах.

– Он ждал твоего имени. Мадемуазель Анастасия, – натягивает на глаза солнцезащитные очки мой босс. – Привыкай, тут к тебе будут исключительно таким образом обращаться.

– А… ясно, – значит, для них мы тут мадемуазель? Что же, это даже приятно. – Да, спасибо, – улыбаюсь и говорю парнишке, хоть и не совсем уверена, что он меня понял. Но он кивает и, передав мне ключи, отходит, а я как стояла в растерянности, так и стою, не зная, что с ними делать и как вести себя дальше. Пока снова не вмешивается Илья. Кажется, мне без него не прожить в этом месте и часу.

– Едем?

– Да, наверное. Держи, – протягиваю ему брелок, а руки-то трясутся так, что мужчина с долгое мгновение смотрит на меня, затем поднимает очки, в темных линзах которых я уловила свое ужасно испуганное отражение, и ловит мои пальцы с ключами.

– Так, Настя, – вот этот его тон, чувствую, сейчас будет нравоучительная лекция. – Я, наверное, сейчас тебе открою Америку, но здесь тоже есть воздух и им тоже можно дышать.

– Что ты…

– А еще улыбаться и двигаться. Если ты будешь контактировать с людьми, никто тебя не съест, а если ты еще будешь с ними разговаривать, так вообще будет прелесть, – забирает у меня брелок и разводит руками наглец.

– Я не знаю английский, или французский, или вообще какой-нибудь язык, кроме русского, – отвечаю сквозь зубы, и слова эти почему-то выходят очень и очень нехотя. Словно в своей тупости ему признаюсь.

– Ясно, – кивает, поджимая губы и сверля своим строгим взглядом, – но я не прошу тебя трещать без умолку. Я знаю, что ты умеешь очаровывать людей одной улыбкой и взмахом ресниц. Видел на совещаниях, – говорит и открывает дверь на пассажирское сиденье, – так что, – подает мне руку в приглашающем жесте.

А мне, не знаю почему, в этот момент стало до боли обидно за себя, словно и правда ощутила свою никчемность. Такие, как он, всегда знают, что делать, как ходить, говорить, кому улыбаться. Никогда не впадают в ступор и не трясутся перед чем-то новым или кем-то незнакомым. Не смущаются, не боятся и еще много “не”. Такие универсальные солдаты – сильные мира сего. И к Сокольскому это имеет наипрямейшее отношение. Никогда за все два года я не видела его по-настоящему смущенным или растерянным. А я, и правда, девушка не того уровня. Для меня вся эта фешенебельная жизнь, как для обезьяны телефон: в руках кручу, а что делать с ней, не знаю. И я просто ни грамма не сомневаюсь, что стоит его родителям только меня увидеть, как весь наш план рухнет. Потом что рядом с их сыном должна быть женщина, как минимум, приближенная к этому светскому обществу.