Татьяна Веденская - Вся правда

– Что такое осень? Это небо! Плачущее небо под ногами! – старательно выводила я, перекрикивая гитару, на которой еще не очень хорошо тренькала.

– Еще раз! – частенько подходили ко мне дяденьки потрепанной пьяненькой наружности и клали в чехол десятирублевки.

– На маленьком плоту, сквозь бури, дождь и грозы! Взяв только сны и грезы, я тихо уплыву! – заверяла я окружающих и за это мне порой набрасывали денег на три-четыре дня сытости вперед. Я в основном профессионально реализовывалась в переходах на Китай-городе. Их там было много, они были длинными и ветвящимися. Милиция там ходила редко и их всегда можно было заметить заранее. Впрочем, они не слишком доставали музыкантов. По-принципу: что с них, с блаженных, взять. На второй день моей новой жизни я пришла на то место, где недавно на меня смотрела толпа растерянных людей, а меня увозили в грязной иномарке. Я долго сидела на парапете у входа в метро и смотрела на текущих мимо меня людей. Ничего, абсолютно ничего не говорило о том насколько ужасным для меня оказалось это место. Но я часами сидела, не желая менять место. Именно в небольшом парке между двумя выходами метро Китай-город я и учила свои песенки. И переходы Китай-города стали местом моей работы. Моего попрошайничества. Моей тусовки. С того дня я считала Китай-город местом, принадлежащим мне лично.

– Привет. Ты чего поешь такую пургу? – спросил меня как-то вечером щупленький субтильный паренек с некрасивым подвижным лицом.

– Могу еще Таганку. Желаете? – работала я.

– Таганку совсем не хочу, – испугался он. – Пива хочешь?

– Давай, – не запротивилась я. – И сигаретку, если ты добренький.

– Держи. Ты хоть кто?

– Элис. А тебе чего? – полюбопытствовала я.

– Поешь хорошо. Правда, всякую муть, но красиво. Я тоже музыкант.

– Да что ты? – потеплела я. Паренек-то свой.

– Я Крыс. – Вздохнул он. А что, есть что-то справедливое в кличках. Они больше отражают суть человека. Паренек и вправду был похож на крыса. Беленький, практически белесый, как альбинос. С темными глазами и тоненькими губами. Было в нем что-то жалкое, что-то такое же жалкое, как и во мне

– Я Элис, – повторила я. – Ты на чем играешь?

– На бас гитаре. Но только не эту попсу.

– А что?

– Летова. Наутилус. Комитет охраны тепла. Мало ли. И свое играю с ребятами. У нас точка в МАДИ.

– Ух ты. А можно посмотреть? – заинтересовалась я.

– Да легко. Я туда еду. Хочешь со мной? Скажем, что ты можешь бек-вокалом пойти.

– Еще бы. – Подтвердила я. За месяц пения в переходе я глотку разработала так, что могла не только БЕК, ной просто вокалом пойти. Голос у меня и вправду оказался хорош, что меня очень радовало.

– Траву курить будешь? – вдруг спросил Крыс. Я растерялась. Никто еще не предлагал мне траву.

– Почему нет? – выпалила я. В конце концов, я отребье или нет. Мне теперь все можно.

– Тут около памятника на верхнем выходе наша тусовка. Пошли, перекумаримся. – Скомандовал он. Оказалось, что действительно, около верхнего перехода Китай-города тусовалась некоторая компания молодых людей, скажем так, моего круга. При моей способности легко и просто встраиваться в любую компанию, я быстро перезнакомилась со всеми. Крыс, Тимка, Рок, Барышня, Маленький, Ястреб, Половец, Ширик, Длинный, Котенок (девочка), Марта, Линн, Серый, Перевал. И я – Элис. Так прошло это лето. Лето хорошее время. Время, когда не надо решать вопрос с ночевкой. Время, когда я болталась между разными пустыми флетами, подвальной комнаткой МАДИ, где мы с Крысом, Тимкой и Мартой делали вид, что репетируем, а сами в основном пили, курили и «просто» курили. Иногда трахались. Я с Тимкой, а Марта со всеми подряд. Системная женщина, она уважала кислоту, Марь Иванну и парней с тем и другим. Я не очень стремилась переспать со всем светом. Я и от Тимки бы воздержалась, но так получилось. В середине июня мы все были приглашены к Крысу домой на день рождения. Он жил в Царицино. Желтенькая кирпичная пятиэтажка, Маленькая двухкомнатная квартира из тех, где вторая комната является естественным продолжением первой. А к этому всему еще и твердое обещание предков точно и железно не вернуться домой все выходные. Началось все чинно.

– Дзинь-дзинь! – звонили мы в дверь, а Крыс радушно нас принимал.

– Проходите, гости дорогие. Располагайтесь.

– А что наливают? – балагурил Тимка.

– Аперитив – клюковка. – Щебетала Барышня.

– Заигрываешь? – улыбался он.

– И все идет по плану! – завывал хор.

– Выпьешь? – спросил крыс.

– Боюсь перебрать прямо с самого начала, – пожаловалась я, но от рюмки не отказалась. Компания подобралась – мама не горюй. Просто шампунь и кондиционер в одном флаконе. Крысовы друзья с Китай-города (включая меня) тесно переплелись с его же школьно-институтскими (из МАДИ) друзьями. Мы были одного возраста, одного уровня развития, но смотрели друг на друга как инопланетяне.

– Привет, я Паша. А ты?

– Я Линн.

– Кто?

– Линн. С двумя «эн». Как у Бредбери.

– А… – тянул студент и шарахался от нашей Линн, невысокой девчушки в подранный джинсах и с фенечками по всему периметру.

– Э…Вас как? Э-э-э…

– Элис.

– Алиса?

– Ни в коем разе. Элис!

– А… – Так, через буквально пару часов употребив весь имевшийся аперетив, мы разделились на две неравномерные кучки. Наши, переходные локализировались на шестиметровой кухне, а золотая молодежь, сильно поредев, осела на табуретках вокруг оскудевшего праздничного стола. Мы же расселись на полу, достали все имеющиеся запасы водки, пива и анаши и принялись поочередно употреблять все это, чередуя один допинг другим.

– Как тебе эта шмаль?

– Чудно. Просто какой-то особый вкус.

– Какая палитра! – стебались мы, наблюдая, как последние остатки приличных деток исчезают за дверью, рассыпаясь в объяснениях и извинениях.

– Не обессудьте, водочки употребить. Обидите!

– Ну что вы, что вы. Как можно-с. Только разве с вами на брудершафт.

– И пивком залакируйте!

– Всенепременно! – наконец за последним не нашим закрылась дверь и праздник потек своим чередом.

– Ты понимаешь, что у Янки Дягилевой не было ни одного шанса? – вопрошала я, требуя ответа не то у Перевала, не то у Господа Бога. Мы уже приняли слишком много, чтобы помнить повод. Всех нас объединяла музыка, подвалы, переходы и неприятие общества. А Янка Дягилева, невесть как утопшая звезда андеграунда, была для нас и кумиром и эталоном. Егор Летов и Янка Дягилева forever.

– Что ты имеешь в виду? – пьяно кивал Тимка и тянул руки за сигаретами.

– А то! С ее душой она и не могла бы выжить.

– Без варианта, – согласился он.

– Она и такие как она, умирают молодыми.

– Таких больше нет.

– Я не об этом. Она была честной. Честной до жути. И раздала себя по частям. И поэтому она и ушла.