Галина Врублевская - Поцелуев мост

– Спасибо не отделаешься.

У меня от неожиданности глаза на лоб полезли.

– Ты на что намекаешь, господин хороший? Игорь улыбнулся:

– Не пугайся, Леночка. У меня к тебе одна просьба: разреши быть рядом, как другу. Разреши помочь, чем смогу. И больше ничего мне от тебя не требуется.

Я выдохнула, коря себя за подозрительность, и внимательно посмотрела на Игоря. И вдруг, будто впервые за это утро, увидела его. Немолодой человек в инвалидной коляске, посеребренная инеем голова, грузноватое туловище и беспомощные ноги в отутюженных черных брюках. Эти стрелки на штанинах выглядели так странно поверх навечно согнутых коленей. Но они создавали впечатление, что Игорь присел в кресло лишь на минутку. Сейчас встанет и помчится по своим делам. Но я знала, что больше он никуда не помчится, а потому отказать в невинной просьбе было бы жестоко с моей стороны. Для человека важно ощущать свою нужность в этом мире.

– Ты сам понимаешь, как мне важна твоя поддержка. Вообще, не знаю, как бы я без друзей выжила. Рената меня ни на минуту не покидает. Она стала заправским арт-терапевтом. Художник и психолог в одном лице – очень продуктивное сочетание.

– Рената – талантливая девочка. Она и мне помогла извлечь внутренние резервы, выявила мой потенциал. Без нее я бы так быстро не выкарабкался из депрессии. Н-да. Однако, я полагаю, пора ставить точку в наших отношениях. Я не вправе больше злоупотреблять ее добротой.

– Она любит тебя.

– Но я люблю другую.

– И кто же она? Я знаю?

– Безусловно.

Игорь смущенно улыбнулся и отвел взгляд, как провинившийся школяр. Я тут же уловила смысл за прозрачным намеком и покачала головой:

– Игорь, Игорь. Имей совесть. Еще прах Матвея не остыл, а ты заводишь старую песню. Кажется, мы расставили все точки над «i». А не попить ли нам кофе?

Игорь кивнул, и я без промедления пошла на кухню приготовить легкий завтрак. И помощники Игоря в соседней комнате, поди, проголодались. Игорь не захотел оставаться в одиночестве и, проворачивая колеса своей каталки, двинулся вслед за мной. На кухне мы вновь оказались вдвоем – своим бойцам Игорь приказал удалиться, хотя и разрешил взять поднос с бутербродами и кофе. Но едва мы сделали по глотку душистого напитка, как в наружной двери послышался скрежет поворачиваемого ключа. Это возвращались с прогулки Рената и Лизонька. После гибели Матвея – следствия немыслимых игр Лизы на реке – мы усилили надзор за девочкой.

Теперь нас за столом было четверо. Лиза получила стакан сока с булочкой, Рената заварила себе порцию крепкого кофе. Ожидая, пока он чуть остынет, моя помощница вдруг заявила:

– Дитер в отчаянии оттого, что его видеокомпозиция погибла в огне. Теперь ему потребуется несколько месяцев, чтобы восстановить свою змеекудрую Гекату. Он просит меня помочь и предлагает поехать с ним в Германию.

– В Германию? А как же твоя работа? Как жаль, скульптурная пара «Поцелуев мост» тоже погибла в огне…

– Жалеть бесполезно. А в Германии я не собираюсь сидеть сложа руки. Попробую новые формы. Я хочу вдохнуть жизнь в обыденные вещи. И у меня уже появился замысел на эту тему. – Рената с вызовом посмотрела на Игоря. – Предполагаю составить композицию из инвалидной коляски и белых хризантем. Пока все видится очень приблизительно, но думаю, через эту композицию смогу передать свои чувства.

– Тетя Рената, а людей в твоей кон-конпо-тиции совсем не будет? – встряла в наш разговор притихшая за последние дни Лиза.

– Нет, золотце мое, не будет. Люди должны увидеть себя на месте персонажей и понять их чувства.

– И этим обязательно надо заниматься в Германии? – спросила я.

– Но здесь, в России, я никому не нужна. – Рената снова бросила взгляд на Игоря. Тоска и надежда таились в нем.

– Ты нужна нам, твоему отцу, – нашлась я.

Рената продолжала смотреть на Игоря, ожидая опровержения своих слов именно от него. Игорь, глядя на стену, произнес:

– О твоем отце я позабочусь. Поезжай, Рената. Это интересное предложение. Тебе, как художнику, полезно расширить свой кругозор.

Рената окаменела, затем лихорадочно щелкнула зажигалкой и закурила. Больше до конца кофе-пития она не произнесла ни слова и вскоре ушла. Игорь тоже не стал засиживаться. Охранники подхватили его кресло с двух сторон и начали медленно спускать по лестнице – в старенький лифт оно не вмещалось. Мы остались в квартире с Лизой, и обыденные хлопоты о девочке не позволяли мне беспредельно предаваться горю. Теперь, после смерти Матвея, вся ответственность за ее будущее легла на меня. Но кроме ответственности во мне стала просыпаться и любовь к этому заброшенному ребенку. Нет, она не виновата в случившемся. Ничуть.

– Ну-ка, Лизок, неси тетрадку по математике, будем примеры решать.

Наступил октябрь. Та необыкновенная пора, когда природа завораживает наши души болезненной, предсмертной красотой. Буйство желтого – цвета надежд – замешивается на пурпурно-красном, как на крови. Природа будто напоминает людям, что за счастье всегда надо платить высшую цену. Болезненная двойственность осени окутала и меня. С уходом из жизни Матвея не стало и тех редких счастливых часов, когда я хоть ненадолго могла укрыться от жестокого мира в уютном семейном мирке. Но женщина во мне продолжала жить, и она страдала от жажды, как человек, насильно закормленный солью. Трудно сказать, кого мы больше жалеем, столкнувшись со смертью: почивших или себя, покинутых. Движимая внутренним беспокойством, я часто выходила на улицу и бесцельно бродила по знакомым с детства местам.

От своего дома я сворачивала направо, стараясь не смотреть на руины сгоревшего особняка. Но не смотреть я не могла. Проведенное дознавателями расследование выявило предположительную причину пожара – неисправность электропроводки. Причем именно в том месте, где был смонтирован электронно-компьютерный пульт для управления демонстрацией видеоарта. Мы с Ренатой сразу заподозрили в поджоге нормалистов, ведь монтажом пульта занимался их работник, и выехали они поспешно, за несколько часов до пожара. Однако доказать злой умысел было невозможно. Как говорится, не пойман – не вор. И хотя вопрос с земельным участком еще не решен окончательно, в порушенном скверике, на месте пожарища, уже появился фанерный щит, извещающий, что СМУ такое-то ведет строительство многоэтажного дома. Рабочие деловито возводили забор вокруг новой стройплощадки.

Я прошла мимо чернеющего скелета галереи и копошащихся рабочих и направилась в сторону сквера у Никольского собора. В этом скверике я гуляла в детстве, сюда несли меня ноги и сейчас. Здесь я надеялась обрести душевное равновесие.

Желтый с малиновым отливом ковер из опавших листьев шуршал у меня под ногами. Я прошла дальше, к церковным воротам, остановилась на секунду перед храмом, перекрестилась. Сейчас я была благодарна моему погибшему мужу за то, что он направил меня по дороге к Богу. Моя сегодняшняя прогулка пришлась на сороковой день со дня кончины Матвея. Полагают, что именно в этот день душа человека предстает перед высшим судом. Я заказала молебен в его память, поставила свечу перед распятием Христа и присоединилась к проходящей в храме службе. Я не вникала в смысл слов, произносимых батюшкой, только автоматически повторяла вместе со всеми «Господи, помилуй, Господи, помилуй». Благостное умиротворение заполняло мою душу. Все мы смертны, всех нас ожидает встреча с Всевышним. Я отпускала от себя Матвея в его бесконечное путешествие. Я переходила от иконы к иконе и остановилась у Божьей Матери. С того момента, как впервые лицезрела ее скорбный лик в Тихвинском монастыре, я чувствовала, что Пречистая Дева ведет меня. И сейчас будто услышала ее беззвучный наказ: «Ты должна довериться своему сердцу». Я замерла в недоумении и прислушалась к себе. Боль отпускала, но сердце дремало, и разум молчал.