Яна Ясная - Муж мой – враг мой

Я привыкла иметь четкие указания на любой случай жизни: как себя вести, как смотреть, что говорить и что делать. Не то, чтобы они мне нравились – любимой игрой было обойти эти самые указания хоть чуточку – например, улыбнуться королю во время насмерть запротоколированного приветствия.

Но без них было неуютно.

А вот герцогу, казалось, было совершенно все равно, что ему подсунули незапланированную девицу. Хотя почему все равно? Получил-таки свои Лужки и радуется поди! А девица в довесок – это так, мелочь, на которую можно закрыть глаза.

Я старательно дула на угли тлеющей внутри родовой неприязни.

Вежлив – что-то задумал. Не выставил меня в неприглядном свете, пропустив танцы – печется о своей репутации. Обходителен – точно что-то задумал!

Вон как смотрит! Коварно! Злодейски! Еще и ухмылка прячется в уголках губ – тоже, несомненно, коварная и злодейская.

И вовсе мне не понравилось с ним танцевать. А что дыхание перехватывало всякий раз, как после фигуры меня притягивало обратно в уверенные, сильные объятия, и что щеки погорячели – так это от злости и физических нагрузок!

Пузырьки шампанского щекотали небо.

Угли шипели искрами, но разгораться категорически отказывались.

…мне нельзя пить больше одного бокала…

Герцог молчал, глядя куда-то в сторону. Я молчала, разглядывая его украдкой.

…когда закончится эта бесова кадриль? Отмучиться уже и обратно! За инструкциями!

Мать-Искусница услышала мои немые молитвы – помощь пришла куда быстрее.

Сначала я увидела, как его сиятельство герцог прищурился, глядя куда-то за мою спину, а потом услышала голос отца:

– Вы торопите события, тэйр Алиссандр, забрать мою дочь из семьи вы сможете только после свадьбы, а до тех пор будьте любезны возвращать ее родителям после обязательных танцев. Нисайем, твоей матушке нездоровится, с позволения его величества мы отправляемся домой.

Я с облегчением выдохнула и отставила бокал (надо же, незаметно – почти пустой). И почти сразу мою руку перехватили чужие пальцы.

– Вы прекрасны, тэйрим Нисайем, – негромко произнес Вейлерон и поднес мои пальцы к губам.

А потом вместо того, чтобы, как полагается, только обозначить поцелуй в сантиметре от кожи, поцеловал по-настоящему.

От пальцев по кисти и до самого локтя пробежали горячие мурашки, и я едва ли не выдернула руку от неожиданности. Но уроки ее сиятельства матушки сделали свое дело, выдержка мне не изменила.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, – не дрогнув голосом, кивнула я, и отправилась следом за папенькой на семейный совет.

В том, что направляемся мы именно туда – я не сомневалась. Инструкции, наконец-то!

Стоило нам выйти из малого портала в одном из потайных залов замка Лунь, его сиятельство папенька начал раздавать команды:

– Регин, распорядись найти эссея Дальгора, пусть срочно явится в мой кабинет! Отправь человека к эссею Лаугесену и узнай, где ночует Мёрк. Они мне немедленно нужны. Прикажи подготовить гонца, и… – его сиятельство уперся в массивную дверь, отделявшую подземелья от наземной части замка, и одернул сам себя: – и остальное потом.

Второй по старшинству из законных братьев почтительно поклонился отцу и отправился организовывать поиски отцовского секретаря, казначея и главы разведки (Мать-Искусница, а этого-то зачем?!). А также отдавать распоряжения насчёт гонца. Все остальные проследовали за батюшкой в кабинет.

Отец летел по коридорам, размашистым широким шагом, а я всё меньше понимала, что происходит: вопреки всему происшедшему, отец выглядел… довольным?

Во дворце, после беседы с его величеством, сквозь приличную для аристократа бесстрастность, у отца проступал гнев и оскорбленная гордость. Чужакам, возможно, и не было видно, но я-то знала его всю жизнь!

А теперь он просто лучился хищной радостью.

Матушка же выглядела недовольной – хотя я ожидала, что будет наоборот. Ведь ее дочь, от которой она не ждала уже ничего толкового, вдруг составила блестящую партию! Под покровительством самого короля! Есть же чему порадоваться, разве нет?

Поняв, что я точно не понимаю чего-то важного в ситуации, я смирилась. Не вся, только частично – любопытство усмирить не удалось. Но я весьма и весьма надеялась, что в кабинете хоть что-то мне прояснят!

У дверей своего кабинета батюшка замер так, словно впервые эти самые двери увидел. Оглянулся на свой эскорт и удивился еще больше.

– Виторик, Нисайем – в кабинет. Дражайшая супруга, прошу вас, тоже останьтесь. А вы – свободны!

Он сопроводил свои слова таким взглядом, что братьям спорить и в голову не пришло, и они покорно отбыли в направлении своих покоев. Зато появился первый из вызванных отцом помощников, эссей Стефан Лаугесен, отцовский казначей.

Ключ коснулся замка, по контуру двери разлилось теплое медовое свечение. Три поворота ключа в одну сторону, один – в обратную, придавить и подержать. Свечение опало, и отец еще дважды провернул ключ в скважине, открывая уже обычный, не магический замок.

– Прошу вас, дамы! – церемонно пригласил он нас с матушкой, активировав светильники приказом.

Свет медленно озарял просторную комнату, высокие окна с алыми шторами в черных лозах, высокие шкафы, отцовское кресло за столом и несколько стульев перед ним. Матушка, расправив юбки, опустилась на низкий боковой диванчик, и я последовала ее примеру.

Виторик с эссеем Лаугесеном дождались отцовского разрешения, и тоже сели – но на стулья перед отцовским столом, покрытым алым сукном.

Его сиятельство прошел по кабинету туда-сюда и объявил:

– Стефан, мой сын Виторик и моя дочь Нисайем в это воскресенье сочетаются узами брака с назначенными его величеством супругами.

Он взглянул на эссея Лаугесена и счел нужным успокоить верного помощника:

– Ну-ну! Эту свадьбу организовывает корона, вот пусть у королевского казначея лицо и вытягивается! Вот брачные договоры, – он достал из воздуха и один за другим поставил перед эссеем два лакированных тубуса: черно-алый и черно-зеленый. – Ознакомься, подготовь. Можешь снять копию со обоих документов в части списков. – продолжил отец, пока казначей вынул сперва договор в цветах Алассов, по которому предстояло получать имущество, а затем – в цветах Вейлеронов, по которому надлежало отдать.

И чем больше он читал второй список, тем грустнее делалось его лицо. Скорбь и мировая печаль проступали на нем, чело прорезали глубокие морщины, а взгляд наполнялся тоской.

Хм, батюшка что, половину герцогства за мной отдал? Судя по отчаянию эссея казначея, никак не меньше!

Его сиятельство, и не думая проникаться страданиями подчиненного, продолжал раздавать указания:

– Имей в виду, всё должно быть подготовлено безупречно, в лучшем виде! Еще не хватало краснеть перед старым недругом из-за какой-нибудь ерунды, по недоразумению не попавшей в приданое или испорченной! Теперь ты, сын. – Его сиятельство развернулся к Виторику. – Как тебе тэйрим Оллена?