Ильза Мэдден-Миллз - Не мой вариант

Он садится за руль, включает зажигание. Я жду, чтобы он тронулся с места, но этого не происходит. Он вцепился в баранку побелевшими пальцами и ерзает на сиденье.

Мои нервы сдают, я больше не могу разыгрывать равнодушие.

– Девон, я согласна, не надо было мне возвращаться в горящий дом, но я разбираюсь в пожарах: мой этаж был несильно задымлен, и я знала про пожарную лестницу. Все было под контролем, я отвела себе меньше минуты…

– Огонь – непредсказуемая стихия, Жизель. – Его лицо искажает судорога, он смотрит прямо перед собой. Почему не на меня? – Без ожерелья тебе не жить?

– Оно бабушкино, это память. – Я трогаю ногой свой рюкзак – наверное, он положил его в машину, прежде чем усадить сюда меня. – По крайней мере, я спасла свой труд…

– Ноутбук можно заменить другим. А вот ТВОЮ ЖИЗНЬ ничем не заменишь. – Он прижимается затылком к подголовнику и наконец смотрит на меня. В его волнующе зеленых глазах угадывается с трудом сдерживаемая тревога.

– Прости, – пищу я чуть погодя, пытаясь встретиться с ним взглядом. – Ты прав. Мной управлял инстинкт. Все происходило так быстро, что не хватило времени поразмыслить… – У меня перехватывает дыхание, внутренности скручивает узлом от страха, даже горло саднит – так действует воспоминание о моем опасном выборе. Я часто моргаю, сжимаю и разжимаю пальцы, стискиваю коленями ладони.

У него испуганный вид.

– Перестань, Жизель, только твоих слез не хватало! Я… Меня не пускали внутрь, я готов был их всех поубивать! – Он так сжимает руль, что того и гляди раздавит.

Меня мучает совесть при мысли, как я его напугала. Он был рядом, но никак не мог мне помочь; если бы со мной стряслась беда, сообщать об этом моей маме и Елене пришлось бы ему. По щекам бегут слезы, я торопливо их смахиваю.

– Иди ко мне, детка. – Он тянется ко мне, заключает меня в объятия, гладит по спине. Между нами бежит ток высокого напряжения, я вся покрываюсь мурашками. Это заметно только мне, Девон – просто добряк.

Я бодаю лбом его грудь, вдыхаю его головокружительный запах – так пахнет море, солнце.

– Ты рвался внутрь. Если бы с тобой что-то случилось, я бы умерла. – Теперь я прикладываю к его груди ухо, слушая его ускорившееся сердцебиение. У профессиональных спортсменов оно обычно умеренное, не выше шестидесяти ударов в минуту, но сейчас я слышу совсем другой ритм. Я вздыхаю. Он еще не успокоился. Чтобы ему помочь, я смыкаю руки у него на пояснице.

Не знаю, как долго длятся такие наши объятия – может, минуту, а может, все пять. Искажая время, его ладонь массирует мне затылок, губы прикасаются к макушке.

– Все, можешь меня отпустить, – шепчу я. Только попробуй! – Я вся потная. – Только сейчас я замечаю, что после клуба он переоделся. Вместо черной рубашки и джинсов на нем теперь обтягивающие серые рейтузы для бега трусцой и белая майка, подчеркивающая грудную мускулатуру. В темном салоне машины он кажется еще больше, еще сильнее.

– Ты вся дрожишь.

Он разжимает объятия, и я вздыхаю, уже жалея об утраченном ощущении. Он внимательно на меня смотрит, словно исследует, приподнимает мне подбородок.

– Я в порядке, правда.

Он упирается взглядом в мою майку.

– Да, я без лифчика, – примеряю я амплуа Капитана Очевидность. – Придя домой, я первым делом снимаю его. Потом – жемчуг.

Он неохотно отрывает глаза от моих торчащих сосков, и наши глаза встречаются. В голове у меня полный хаос, я даже не знаю, сколько точно прошло времени, но мы смотрим друг на друга никак не меньше десяти секунд.

На уме у меня сердитый поцелуй, но действовать я не в силах. Логически я могу соединить точки: внутренний дикарь, пещерный человек вылезает наружу, подгоняемый страхом, злостью или адреналином, происходит впрыск забористого эпинефринового коктейля из спинного мозга прямо в кровь – и вот, пожалуйста, альфа-Девон во всей красе, в готовности разорвать на куски весь мир. Вероятно, он так же реагирует на перехват соперником предназначенного ему паса. И никакого секса.

– Я бы сто раз полез туда за тобой.

Я с усилием сглатываю загустевшую слюну.

– Ты бы полез туда за кем угодно.

Он отстраняется, садится прямо.

– И то верно. Куда тебя отвезти?

– Может, в «Хилтон», это в нескольких кварталах отсюда.

– Нет.

Почему такая поспешность с ответом?

– Почему не туда?

– Сейчас тебе нельзя оставаться одной.

– Тогда вези меня к моей матери.

Он изучающе смотрит на меня.

– Ты серьезно этого хочешь?

– Серьезно – нет. – Я машу рукой. Она задаст миллион вопросов и сильно огорчится. Лучше я ей завтра позвоню. Ей и тете Кларе. – Я смотрю на свои босые ноги. – Джек и Елена оставили мне ключи от своего дома, только там на этой неделе ремонт, представляю эту вонищу… – Я морщу нос.

– Как насчет Тофера?

– Он снимает квартирку в Дейзи, но там какие-то трения с новым соседом. Надо подождать несколько дней, пока что его лучше не беспокоить.

– Другие друзья или подруги?

Я кусаю губы. Не хочется вдаваться в подробности моего ограниченного круга общения. Большинство моих знакомых остались в Мемфисе, где я доучивалась и готовила диплом на степень мастера, или разъехались по стране.

– Можешь побыть у меня, пока все наладится.

Я моргаю от удивления.

– Приглашение на траходром? – Шутка помогает скрыть смущение. Побыть у него?

– Что я слышу? Елена поделилась с тобой своими словечками?

Я пожимаю плечами. Девон купил пентхаус у Джека, а тот приобрел его, только чтобы приводить девчонок; жили они с Девоном в другом месте. В пентхаусе Джек и Елена впервые переспали после того, как напились, тогда она еще не знала, что он знаменитый игрок американского футбола. Елена всей душой возненавидела этот пентхаус и заставила Джека продать его Девону уже через неделю после обручения.

Девон выезжает на перекресток.

– В твоем положении не до выбора. На поиск нового жилья у тебя уйдет несколько дней. Сам я в пентхаусе не задержусь, мне пора в тренировочный лагерь.

– Звучит неплохо. – То есть на самом деле – совершенно ужасно.

Он косится на меня.

– Ты считаешь, что побыть у меня – хорошая идея. – Это утверждение, а не вопрос.

Я разглаживаю обтрепанные края своих шорт.

– Я угодила в надежнейшие руки во всем Нэшвилле, хоть знак победы на лбу малюй. – Я фыркаю. – Забавно! Недаром ты – главный распасовщик команды.

Он что-то бормочет себе под нос. Я изучаю его точеный профиль, орлиный нос, иссиня-черные волосы, могучие плечи. Бормотание маскирует выдох облегчения. Неужели он боялся, что я не приму приглашение?

– Ты так и не объяснил, как оказался рядом с моим домом глубокой ночью, – говорю я в надежде побороть возникшую между нами неловкость.