Франсуаза Бурден - Глядя на море

Но, несмотря ни на что, Тесс его любила, сказать честно, она была безумно в него влюблена. Их первая встреча произошла на собрании коммерческого сообщества в центральной части города, где она его сразу выделила из остальных, как только он взял слово. Матье выражался ясно, приятным голосом и говорил очень разумно. Одет он был без претензий: в джинсы и пиджак поверх белой рубашки с открытым воротом. Держался раскованно, без малейших признаков высокомерия, и, короче, понравился ей с первого взгляда. Больше, правда, она о нем не вспоминала до тех пор, пока однажды он не переступил порог ее магазина. Он выбирал подарок для дочери, к которой был приглашен на обед. Тесс очень долго демонстрировала ему разные забавные вещицы, однако он даже не смотрел на то, что она ему показывала, а смотрел только на нее с интересом, которого не пытался скрывать. Через неделю он снова к ней заглянул, просто чтобы немного поболтать, и лишь на третий раз осмелился пригласить ее выпить по стаканчику в кафе.

До этого момента Тесс привлекали исключительно блондины со светлыми глазами, как у нее самой, в то время как Матье был брюнетом с очень темными глазами и смуглой кожей. Он был высок, худощав, с широкими плечами, очень красивой формы руками и совершенно бесподобной, затаенной в уголках губ улыбкой. Ей даже не пришлось сопротивляться, и очень скоро они стали любовниками.

Тесс было тридцать семь, Матье – сорок шесть. Опытные люди, они не собирались бросаться в омут совместной жизни очертя голову и предпочли каждый жить у себя. Но почти все ночи проводили вместе, наведываясь один к другому в гости. Матье развелся уже давно, но остался в хороших отношениях с бывшей женой, которая жила теперь где-то в окрестностях Парижа. Никогда не выпускал он из поля зрения, отсюда, издалека, и свою дочь Анжелику, которая хотя и воспитывалась матерью, но обожала отца. Для того чтобы быть поближе к нему, девушка даже решила поехать в Гавр и поступить там в инженерную школу. У Тесс, разумеется, за это время было несколько не слишком удачных романов, ни один из которых не привел к супружеству. Встреча с Матье казалась ей многообещающей, и она охотно провела бы с ним оставшуюся часть жизни. Вот уж некстати, так некстати случилась эта депрессия с Матье, хуже просто ничего нельзя было придумать. И все же Тесс не теряла надежды. Ее вполне естественное желание верить в лучшее развитие событий именно с ним внушало ей уверенность, что это лишь случайная неприятность и все войдет в привычную колею через несколько недель, в худшем случае месяцев. Она хотела для себя Матье, и только Матье, и намерена была ждать, сколько понадобится.

Когда Матье наведывался в Сент-Адресс, он никогда не пропускал великолепного зрелища восхода солнца над морем. И хотя дом Сезара, взгромоздившийся на склоне холма, был далеко не самым красивым зданием в этом уникальном месте, зато он был одним из самых высоких, и из его окон прекрасно просматривался весь Гавр и устье Сены. Окружен он был садом, который никогда не содержался должным образом, зато прекрасно изолировал его от соседей; еще там была гигантская терраса, окруженная колоннадой из белого камня, и абсолютно заброшенная небольшая хозяйственная пристройка, которую Сезар называл «сараем». Ни в качестве архитектурного шедевра, как многое другое в этих местах, ни в качестве типичной англо-нормандской виллы начала ХХ века это строение, разумеется, не могло ни привлечь внимания, ни заинтересовать, и все же оно не было лишено своеобразного шарма благодаря двум островерхим башенкам и большому арочному окну, украшавшему фасад. Сезар там родился, прожил всю жизнь, но не удосужился ни разу хоть немного о нем позаботиться. Наконец-то расчищенный от хлама, заполнявшего его сверху донизу, дом, казалось, жил теперь в ожидании, что на него наконец-то обратят внимание. Матье снова дал себе обещание этим заняться, когда ему станет лучше.

Но вот только когда? Когда наконец у него вновь появится хоть немного энергии, которая, как ему когда-то казалось, была способна горы свернуть? Он снова посмотрел на мерцавшую вдалеке морскую гладь и контейнеровозы, скользившие между паромами. От этой картины невозможно было оторвать глаз, она его не утомляла, а, наоборот, успокаивала и каждое утро приносила немного надежды, независимо от погоды. Особенно хороши были грозовые дни, когда море выплевывало громадные брызги пены на берег у подножия холма. Из-за большого расстояния крики чаек совсем не были слышны, но зато свист ветра был так силен, что доходил до самой вершины утеса.

– Папа, ты здесь? Папа!

На террасе показалась запыхавшаяся Анжелика.

– В твое «орлиное гнездо» не так уж легко забраться, – проворчала она.

В отличие от Тесс она не опасалась побеспокоить его и не обращалась с ним как с больным.

– У тебя что, сегодня утром нет занятий, дорогая?

Он позволил себя поцеловать, отметив, что от нее приятно пахнет. Вместо ответа она взяла его за руку и повела в дом.

– Я слишком замерзла, чтобы оставаться здесь и любоваться, как туристы, – заявила она решительным тоном. – Кстати, я принесла круассаны, сейчас ты их поешь.

Забавляясь, он чуть было не возразил, что вовсе не объявлял голодовку. В кухне Матье приготовил две чашки эспрессо с помощью кофеварки, которая была здесь единственным предметом роскоши. Остальная обстановка кухни ограничивалось столом и двумя скамейками светлого дерева.

– У тебя же здесь столько свободного времени, почему ты не устроишься по-человечески? – спросила дочь.

– Я думал об этом, но в глубине души мне этого вовсе не хочется, мне ничего не хочется, я тебе уже пытался объяснить.

– Сделай усилие.

– Анж! Если ты явилась сюда, чтобы…

– Прости, папа. Но видеть тебя таким… Это сильнее меня, я не могу сдержаться.

– Все будет хорошо, если меня оставят в покое.

– Ты не хочешь, чтобы я тебя навещала?

Он едва удержался, чтобы не кивнуть, но сдержался, заметив, до чего она встревожена. Ведь они так надолго были разлучены, встречаясь лишь изредка, пока она жила с матерью, и вот теперь она приехала в Гавр, чтобы поближе узнать его, лучше познакомиться с его образом жизни. В ее глазах он был необыкновенным, потрясающим, несгибаемым и монолитным, как скала, а тут получилось, что вот уже несколько недель перед ней был человек с потерянным взглядом, обессиленный, равнодушный. Он подумал об этом и ощутил тихое раздражение.

– Знаешь, в жизни бывают моменты, когда необходимо перезагрузиться, обнулить счетчики, – объяснил он спокойным тоном.

– Ты просто переработал!

– Возможно.

– Но ты добился своего.

– Чего именно?

– Ну… как чего? Ты ведь получил, что хотел, разве нет?