Вероника Айская - Самка человека, или Конец жары. Роман в стиле импрессионизма

Уже на третьем курсе, весной, Женя была в студенческом профилактории. В комнате, кроме нее жили еще четыре студентки с других факультетов. Они все были очень разные, и все были другие . Такой цветник молодости и женственности. Как-то воскресным вечером, отсидев в Белинке, научной библиотеке с 10 до 18 часов – аккурат от открытия до закрытия – лежа без сил на кровати, она наблюдала, как девчонки прихорашиваются у зеркала: упоенно любуясь и наслаждаясь собой и своим важным занятием.

И в это самое время, глядя на это самое великолепие, она не первый раз уже думала: все выясняют, кто умнее – мужчина или женщина? Сколько умственных сил и времени тратится на вот это все… На всякие лифчики, помады, не говоря уж о прокладках. Ну, от прокладок ни куда уже не деться, а всё остальное… Стать, что ли, монашествующей в миру? Так, для себя, не для чего-то. Наложить на себя такой обет. Черное платье, ну, белый воротничок, чтобы не слишком пугать людей, ни грамма косметики, волосы в узел, строгая приветливость – никаких мужчин и проблем взаимоотношений . Насколько упрощается жизнь… Можно погрузиться в науку.

В лето между вторым и третьим курсами у Жени появилось, еще вернее – отчетливо про явилось ясное и неприятное ощущение, что она вся – набор каких-то масок. Появляются они на лице сами согласно обстоятельствам. Возникло сомнение – вообще помню ли, знаю ли: а когда я без них – какая я ? Она решила обязательно добраться до себя самой. Для этого – не отвечать на внешние призывы что-то из себя сочинить.

Маски оказались разнообразными. Какие-то образовывались в чистом виде на запрос извне. Другие – были какой-то частью нее самой и задерживались, потому что кому-то понравилась или казалась более уместной «здесь и сейчас» именно эта часть, в то время как – и тоже именно «здесь и сейчас» – другая часть тоже хотела жить.

Проживая весну, как всегда в непонятном – или смутно догадывалась? – томлении, на этот раз и это состояние Женя направила в то же русло – быть, какая есть. Не понимать – тут-то и начинаются маски. Быть.

Они с подругой-однокашницей покупали книги по одной на двоих, чтобы было экономнее, и купили книжку «Соционика». Их заинтересовала идея узнать свои и не свои социальные психотипы. Там была куча тестов, штук пять: длинных, не очень длинных и очень длинных. По всем тщательным проверкам Женя вышла «Достоевским».

Почитав про «Достоевских», она вспомнила, что да, так и было в детстве, и согласилась – да, так и есть сейчас. И как-то лучше стала себя понимать. Подруга вышла «Есениным» с примесью кого-то и добавкой еще кого-то. Другие подруги и их друзья и подруги тоже выходили метисами. Женя представила, что было бы, ответь она на эти тесты год назад: были бы помеси и примеси. А чистый «Достоевский» – это был, без сомнения, итог снятия масок.

Весной, нет зимой – еще зимней пред-весной – в ней произошло еще одно эпохальное событие, в той же теме чувственной самоидентификации.

Проболтав в поезде, едучи с каникул, с соседом по купе – молодым мужчиной, тоже по образованию историком, весело и интересно, делясь историческими и студенческими впечатлениями, Женя весьма удивилась, когда он предложил «погреться вместе». Это было не первое такое ее удивление. По обычному сценарию, сначала Женя перестала соображать, потом задалась вопросом: «А почему?», потом «И что же теперь делать?» и, наконец, «А как же все-таки отказать?». А поняв, что уже поздновато, тоже как обычно, сделала вид, что ну, да, я тоже этого хотела… – ну, чтоб не выглядеть совсем дурой… Ну, так своеобразно Женя тогда понимала чувство собственного достоинства.

Лирическое отступление. Какое богатое разнообразие мотивов для секса находится в женском внутреннем мире: растерянность и удивление, жалость и нежелание быть грубой, сделать больно, задеть его трепетные чувства или мужское самолюбие, нерасторопность той самой самоидентификации: я не хочу – и не надо, забывчивость, что нужно вообще себя (а не его) об этом спросить – и в итоге нежелание выглядеть дуррой (а уж лучше сразу ею и быть). И это в действии, которое должно совершаться по единственной причине: я его хочу . И это еще не доходя до супружеских долга и обязанностей.

Вот у мужчин, наверняка, такого не бывает. Все-таки мужчины – более цельные натуры.

Вернемся к тому Сереже, точнее, к Жене, уже лежащей под ним. Когда она, пройдя все стадии околосексуальных мотивов, решила-таки вовлечься в ситуацию, в не по ее сладкой воле свершающееся совместное действие – прошло минуты 2, ну, 3, оказалось…

– Ты что еще от него хочешь? Он больше уже не сможет, – сообщил Жене Сережа.

…что все уже было.

В Жене образовалась пауза, достойная большого артиста, за время которой сосед переехал к себе и заснул. Вопрос с двумя восклицательными знаками – к самой себе: доколе?!! И-зачем-тебе-такое-нужно? И не то, что такого было очень много, но – важна тенденция. Женю она совсем не устраивала.

Утром после поезда был еще автобус – и им снова было по пути. Полпути. Сережа не замечал идущей в Жене работы. И так они и расстались: Женя видела его растерянное лицо и огорченно удивленную спину, удаляющуюся в белое поле снега, за которым где-то теряются загадочные уральские «запретки»… Ну, прости меня, Сережа.

В довесок, в ближайшее же время папа Жениной подруги к чему-то рассказал им анекдот. Про женское половое бессилие. Заканчивался анекдот так: «Вы меня не поняли, доктор, я отказать не могу». Женя была в восторге, чуть не захлебнулась чаем и не захлопала в ладоши. В яблочко!

И вот, общечеловеческой календарной весной – не кошачьей полугодовой осенью-весной с сентября по март с перерывом на зиму – длящейся с зимнего солнцеворота до конца, очень примерно и когда как, января – Женя решила подытожить свои недолгие – всего второй год, если считать с сексом, и долгие – можно сказать с детства, если только с желанием оного – отношения с мужчинами. Она поняла – здесь должна играть торжественная и таинственная музыка – что у нее… комплексы.

Травмы детства, как сейчас она бы это назвала, уже начитавшись психологов. Отношения родителей между собой, отношения бабушки и дедушки. Отношения лично ее с папой. Ну, и тому подобное. Она поняла, что замуж не хочет не только по идейным соображениям всеобщего права на полигамию и женской обязанности моногамии, но и просто боится и не верит. Нет вдохновляющего образа. Чужие – не работают. Работают – клеточные. Просто страшно – просто так и бескорыстно. Нафиг так жить?

Бедность их, опять же. Вечные проблемы с одеждой. Уверенности в себе никакой. Однако, а кто это знает, кроме нее? – Никто. Застенчивость можно сделать своим фирменным знаком, если ее самой не стесняться. Не накручивать. Не нервничать, что я нервничаю – это открытие было сделано по ходу снятия масок. Нервничаю – и ладно. Стесняюсь – и на здоровье.