Кристина Воронова - Крутая стерва

– Живут у родителей. Двое, – она слабо улыбнулась. – Мне и так проблем хватает. Тебе сколько ложек сахару?

– Две.

– Лимон, сливки?

– Лимон.

Они оба чувствовали себя неуютно, но разойтись было бы ещё более неловко. К тому же, Гарри ощутил, что странным образом успокаивается на этой кухне, оформленной в стиле минимализма. Женщина в плотно облегающих штанах и свободной рубашке совсем не казалась той страшной, злобной стервой, к которой он привык. Впрочем, раньше он никогда не пробовал пить чай на кухне со скандальной журналисткой журнала «Женские штучки».

– Почему ты плакала, там, на кладбище? – вдруг напрямик спросил юноша, забирая из её рук большую кружку.

Она прямо и твёрдо посмотрела ему в глаза:

– Потому что любила. Он хотел на мне жениться. Мы много лет были любовниками.

Джонсон чуть не упал со стула, широко распахнув глаза.

– Правда, что ли? Нет, я, конечно, читал сплетни о вашей связи, но не думал, что у вас были длительные отношения. Это странно!

– Зачем мне врать? – с горечью и болью спросила она, садясь напротив, стискивая чашку. – Ради чего… Вообще жить? Это у тебя есть великий смысл – твоё предназначение. Стать известным актёром, как отец. Настоящей знаменитостью. Чтобы твоя звезда появилась на Аллее славы. Есть к чему стремиться, не так ли?

– Ты и про это знаешь?!! – Гарри был шокирован и во второй раз чуть не свалился со стула. – Ты что, мысли читаешь?

– Это было несложно, – спокойно отозвалась она. – Ведь это же очевидно, – Рита пожала плечами. – Раз ты тоже начал актёрскую карьеру, а не стал, допустим, продавцом обуви.

– Большинство детей голливудских знаменитостей… И вообще знаменитостей… Идут по проторенным родительским тропкам только потому, что за это больше платят. И эти деньги легче заработать. На любой другой работе пришлось бы доказывать свой профессионализм, а тут – просто потрясти регалиями предков. Хотя, конечно, многие завидуют, и будут обвинять в том, что, мы – бездарности. Но широкой публике на это наплевать! Можно подумать, великие эстеты!

Кривая усмешка:

– Да, я тебя понимаю. Хотя свою карьеру я делаю как раз вопреки моим родителям. Моя мама сперва меня очень поддерживала, а потом отдалилась. А потом я с родителями вообще перестала общаться. Они даже не подошли ко мне на похоронах, не утешили, хотя ЗНАЛИ, что я люблю… Любила Антуана.

Челюсть Гарри отпала.

– И почему ты мне всё это рассказываешь? – поинтересовался он, наконец справившись с шоком. – Ты же вроде как непробиваемая.

– Потому что мне всё равно. ОН покинул меня. Мне плохо. И мне безразлично, что ты обо мне думаешь! Я вовсе не железная леди, а обычный человек.

Её голос звучал тускло, безжизненно, как старая запись на плёнке.

– Я тоже очень плохо лажу с отцом, – отозвался Гарри, словно выполнял свою часть сделки – правда за правду. – Но я как-то привык. И ты привыкнешь. Своих родителей невозможно перевоспитать. Мой отец всегда отвечает, что яйцо курицу не учит. И всегда поступает по своему. По крайней мере, открытой конфронтации у нас нет. Обычное равнодушие. Ну, он хотя бы мне деньги давал, когда я ещё не зарабатывал.

Она только фыркнула.

– Я не терплю чужой контроль, как ты! Неужели тебе не хочется нормальной семьи? Вырваться из порочного круга: работа-дом-работа?

– Иногда хочется, – признался Гарри, глядя в пустоту, совсем как Рита. – Просто… Ну да, я очень боюсь. Многих вещей. Я даже расстался со своей девушкой из-за моих страхов. Я не хотел открывать ей свою душу, а девушки отчего-то любят вывернуть тебя наизнанку. Наверное, чтобы потом удачнее манипулировать.

Взгляд женщины стал заинтересованным:

– Это она тебе так сказала? Или ты сам придумал? Почему-то все мужчины считают, что видят женщин насквозь. А когда те совершают нечто выходящее за рамки их скудных представлений о женском поле – сразу же обижаются или ведут себя агрессивно.

– Для всех моих девушек я выступал в роли Прекрасного принца, то есть, своей общественной версии, в которую я перевоплощаюсь на публике и перед камерой. Поверхностное очарование – и никаких внутренних проблем, никаких комплексов, – юноша невольно увлёкся, а женщина затаила дыхание, чтобы не спугнуть его откровенность. И на самом деле не ради газеты, а ради самого процесса «облегчения души». Сейчас ей нужен был кто-то, кто мог её хоть как-то отвлечь, ибо рана на сердце была свежей и ужасно болела. А так она могла думать не о себе, а об этом парне, который, оказывается, не только красив, но и умён. – Я не хотел с ними связываться. Потому что они либо оказывались такими же пустышками, как и я, играющими в разные ролевые игры, либо хотели знать все мои тайны, а я этого не хотел. К тому же, некоторых из них просто подмывало после первой же ночи прибежать в редакцию какого-то журнальчика, вроде твоего, и «покаяться». За большие деньги, конечно же!

Она сочувственно покивала:

– Ну, думаю, что многие красавицы не отказались бы тебе помочь в решении твоих личных проблем, – немного язвительно заметила женщина, пододвигая к нему тарелочку пирожных. – Стоит только их попросить «спасти» тебя от этого ужасного-ужасного мира!

Гарри отрицательно покачал головой:

– Нет, я бы не смог им довериться. Как бы они могли решить мои проблемы, если бы я не хотел об этом рассказывать? А если б захотел… Да, многие сделали бы вид, что они меня понимают, попытались бы стать для меня лучшим психиатром на свете, но это тоже была бы игра. Ради моих денег. Ведь ты, как опытная журналистка, скорее всего, видишь всех насквозь. И я видел. Особенно бросалось в глаза, что эти девушки не стоили моих откровений. Да их мало интересовал мой внутренний мир.

– Ты не смог никому довериться?

– Да.

– Жалеешь?

– Что могу умереть одиноким Казановой? Как тебе сказать… Больше всего я жалею, что не смог спасти свою мать. Хотя я был тогда слишком маленьким, чтобы как-то повлиять на неё или на отца.

– Стерва-судьба, – прошептала она. – Ладно, – Рита решительно встала. – Думаю, теперь нам надо расслабиться.

Она решительно потянула его в спальню.

– Но я… Я не пытался давить на жалость… – лепетал парень, широко распахнувшимися глазами глядя, как она раздевается. – Я вовсе не стремился уложить тебя в постель!

– Перестань. Нам обоим нужно забыться. Или мы сойдём с ума от боли, а это глупо. И не бойся, я не буду тебя использовать. Никто не узнает.

– Ты так говоришь, словно секс – какая-то постыдная тайна, – Джонсон потихоньку раздевался.

Пожатие точёных плеч:

– Секс со мной – точно. Я тебя на десять лет старше, мне двадцать восемь, а тебе только восемнадцать, пусть даже и выгляжу хорошо. Хотя сейчас, наверное, хреново.

– Нет, ты… Красивая.