Ян Немец - Возможности любовного романа

Где таится жемчужина дня человеческого? Этот трепетный вопрос мерцает между строк последней книги Балабана. Она снова о настойчивом поиске и исследовании смысла жизни, на сей раз – обведенной черным фломастером смерти. Но смерть одновременно подчеркивает жизнь, фиксирует, показывает ее как нечто сущее, не позволяя ей изо дня в день оборачиваться фикцией.

В последнем романе Балабана ставятся серьезные вопросы, а ответы на них даются уклончивые: “Можно ли ненадолго перестать умирать? Перестать причинять страдания? Или жизнь – это лишь обжигающая и давящая боль, бессмысленная клякса, след нашего биологического и личностного распада?” И даже в такой жизни случаются волнующие моменты, когда снисходит свет, и у Балабана они неизменно связаны с преодолением плоского мира. Поэтому Эмиль где-то на Кипре должен подняться вместе с Еновефой на вершину горы, к православной часовне, к золотой полосе света, к центру креста, где нет “справа и слева”, где уже даже нет “наверху и внизу, далеко и близко”. Должны существовать моменты, когда человек перестает быть “подлецом, который стоит на своем”; должны существовать жемчужины дней человеческих: “В неожиданном порыве она обхватила его за шею, и, слившись в долгом поцелуе, они перестали различать, где начинается один и заканчивается другой”.

Эта рецензия была, пожалуй, лучшее из всего, что я читал в тот вечер. После нее я добрых три четверти часа продирался сквозь рассказ, которому было далеко до балабановской лаконичности.

Мне полегчало, только когда я закончил читать и настала очередь вопросов из зала. Кто-то спросил о моем эссе, которое не так давно появилось в том же “Респекте” и в котором я несколько прекраснодушно (как того и требовал формат новостного еженедельника) разграничивал желание и страсть. Желание превращает нас в должников, а страсть наполняет душу – так звучал мой главный тезис. Короче говоря, мне казалось, что все вокруг чего-то хотят, но мало кто занимается чем-то самозабвенно; все чего-то жаждут, но никто не способен со страстью отдаться какому-то делу.

Но потом слово взял лысый мужчина, который не пропускал почти ни одного авторского чтения и обычно задавал каверзные вопросы. На этот раз ему хотелось знать, как выглядел бы мой рассказ, если бы его написал:

а) Милан Кундера,

б) Михал Вивег [24] … как выглядел бы мой рассказ, если бы его написал: а) Милан Кундера, б) Михал Вивег . Завсегдатай фестиваля неслучайно называет именно эти два имени. Милан Кундера и Михал Вивег, пожалуй, самые успешные чешские писатели из ныне живущих, известные не только в Чехии, но и за рубежом. .

– Вы хотите, чтобы я представил себя Миланом Кундерой, который по ошибке написал мой рассказ, а теперь хочет переделать его под себя? – уточнил я.

– Можно сказать и так.

– По-моему, это бессмысленный вопрос.

– Ну почему же… – раздался голос литературного критика Иржи Травничека.

– Так, может, Иржи, ты сам на него и ответишь?

– Но задали-то его тебе.

– Задали мне, но было бы интересно послушать, как Иржи Травничек ставит себя на место Яна Немеца, который представляет себя Миланом Кундерой, который по ошибке написал рассказ Яна Немеца и теперь правит его под себя. Может быть, тогда все же станет понятно, что вопрос бессмысленный, – отбивался я.

– Так значит, вы мне не ответите? – поинтересовался Фантомас, сверкая лысиной.

– Если бы этот рассказ написал Кундера, в нем было бы больше иронии. А если бы его написал Вивег, он был бы, пожалуй, смешнее. Вы это хотели услышать?

Дискуссия длилась еще какое-то время; потом я подписал несколько книжек и спустился вниз, на Елизаветинскую сцену. Почти за каждым столом сидели знакомые: мои школьные друзья, парочка социологов, коллеги из издательства, объединившиеся с людьми с филфака, кое-кто из Академии Яначека, девушки из танцевальной группы “Филигрань”, народ из “ХЛОПа” и – в придачу – завсегдатаи авторских чтений. Я вдруг понял: кого я здесь практически не знаю, так это Нину. Я на секунду растерялся, увидев, что она стоит через двор от меня в очереди за пивом.

Описав по двору неровный круг, чтобы поприветствовать знакомых, я по дороге подобрал Нину. Мы взяли стулья и пристроились к столу, за которым уже успели перемешаться разные компании.

– Прошу внимания! – объявил я как можно громче. – Это Нина.

Кто-то протянул ей руку, кто-то просто помахал, и разговор вернулся в прежнее русло.

– А подруги твои где? – спросил я ее.

– Ушли в другое место, здесь было слишком людно. Мне уже, наверное, тоже пора.

– Но ты же вернешься?

– У тебя здесь куча друзей, не хочу тебя у них отнимать.

– Тогда дай мне наконец свой телефон.

– Наконец? Ты у меня его еще не просил.

Я набрал ее номер и смотрел, как она сохраняет меня в списке контактов на своем стареньком обшарпанном телефоне.

– А Нина здесь, собственно, как очутилась? – спросил кто-то.

– Совершает межпланетную экспедицию из Оломоуца, – ответил я.

– И прямо сейчас происходит близкий контакт третьей степени? – поинтересовался Томми.

– Примерно так. Мы с Томми вместе устраиваем летнюю школу, – пояснил я Нине и снова повернулся к Томми: – Нина всегда хотела стать хлопушкой.

– Она бы нам точно пригодилась.

– К сожалению, я в это время буду в Бари.

– В Бари в баре? – пошутил Томми.

– В Бари в няньках.

– Я Марта, – представилась Марта, выходившая куда-то позвонить.

– Марта солистка из “Будуара пожилой дамы” [25] … солистка из “Будуара пожилой дамы”… – “Будуар пожилой дамы” ( Budoár staré dámy ) – музыкальная группа из Брно, существующая с 1998 года и продолжающая традицию чешской альтернативной музыки первой половины 1980-х. Именно поэтому солистку группы Марту и ее мужа Томми в одном из разговоров называют “брненскими альтернативщиками” (см. стр. 170). , и “ХЛОП” – это прежде всего ее идея.

– Это мой аспирантский проект, – уточнила Марта, оглядываясь, куда бы сесть.

Томми уже было поднялся, чтобы принести ей стул, но Нина уступила свое место.

– Меня ждут подруги, – пояснила она.

– Но ты же меня не боишься, правда? – спросила Марта. – Не такая уж я и знаменитость.

– Теперь точно станет бояться, – заметил Томми.

– Я никого не боюсь. И я еще вернусь, – ответила Нина, невольно подражая супергерою.

Едва она ушла, кто-то потряс меня сзади за плечо.

– Ух ты! А это кто был? – спросила Ева, одна из танцовщиц.

– Это была Нина, – сообщила Марта. – И, как ни странно, она меня не боится. Неплохое начало.

– А она кто? – продолжала допытываться Ева.

– Хлопушка, – пожал плечами Томми.

– Хлопушка? – рассмеялась Ева.

– И ничего смешного! – возмутился Томми.