Самсон Гелхвидзе - Потерянный Рай

За все это время Михаил успел отрывками едва утолить свою бессонницу и, выпрямившись во весь рост и сделав глубокий вдох и выдох, приветственными словами и с обновленной энергией двинулся в сторону своей деревни и своего дома.

По дороге ему пришлось один раз сделать небольшой привал возле родника и с сожалением пробормотал про себя, – опять, значит, проблему водоснабжения в нашей деревне решить не удалось.

А сколько раз объявляли тендеры на его благоустройство, сколько денег бюджетных было потрачено, а воз, как говорится, и ныне там.

А помнится ведь в былые, хорошие времена, такая вкусная холодная вода лилась из этого родника, что даже некоторые рейсовые машины сворачивали сюда с трассы попить нашей родниковой воды самим и туристам дать попробовать тоже.

– Эх, ну, как говорится, чему быть, тому не миновать, – с этими словами путник приподнялся с места и отправился штурмовать остаток своего пути до своего дома.

– Сынок, доченька, – позвал путник своих детей, не успев еще толком зайти во двор своего приусадебного участка.

– Папа, мой папа приехал, – сотрясли небо, радостные выкрики восьмилетнего сына, рванувшегося что было сил навстречу своему отцу.

Путник едва успел опустить на землю обе сумки, которые держал в руках, как сын буквально вскочил в его объятия и сильно прижавшись к его груди, стал целовать его в обе щеки.

Сразу же, как только сын путника оказался на его руках, то груз, набранный в течение нелегкой рабочей недели и бессонных ночей, свалился с его плеч и груди.

Чуть позже, к отцу подбежала и его тринадцатилетняя дочь, для объятий с которой путнику пришлось опуститься на колени.

Объятия с ней позволили словно обрести невесомость и, расцеловав ее, поспешил поинтересоваться ее успехами на учебном поприще.

Поднявшись с корточек, он устремил взгляд перед собой, заметив у входа в свой дом родную восьмидесятилетнюю мать и сорокалетнюю жену, встречающих его словно одним и тем же улыбчивыми взглядами, но в корне отличных друг от друга по вкусу, легкости и глубине, возможным познанию человеку, который смог бы быть и ласковым мужем и любящим сыном одновременно.

Путь до них пришлось проходить с висящими по обеим рукам детей, которые выкрикивали отцу итоги и эпизоды их недельной жизни без него.

– Как там утверждалось английскими учеными-медиками, психологами и известным классиком о том, что человек в течение всей своей жизни бывает истинно счастлив только 2-3 часа, – вспомнилось вдруг Михаилу. – Так вот, сейчас эти минуты, как раз из тех двух-трех часов, самой счастливой моей жизни, – подумал он про себя невольно.

Встречные объятия с женой и матерью тоже были внешне похожие, в отличие от внутренних ощущений.

Все деревенское хозяйство в отсутствии мужа было возложено на жену, и потому спрос всех текущих дел был с нее.

После недолгой беседы со своими домашними женщинами за обеденным столом дети опять оккупировали отца и стали «обременять» его своим хвастовством.

Вскоре восьмилетний сын тянул за руку отца, предлагая ему посмотреть на то, чему он научил своего поросенка, запертого вместе с овцой в небольшом огражденном сетками вольере и в свинарнике с правого края от дома на придорожной участковой территории.

– Пойдем скорее, папа, я хочу показать тебе, чему я научил нашего поросенка Наф-нафа.

– Хорошо, Вахо, сынок, хорошо, иду с тобой, только не тяни меня так сильно за руку, пожалуйста.

В вольере овца и поросенок, словно заметив приближающихся к ним хозяев, радостно подбежали к сетчатому ограждению и, похрюкивая и издавая другие радостные звуки, встречали своих посетителей.

– Вот смотри, пап, – призвал отца к вниманию сын, доставая из карманов своих деревенских штанов орехи и кидая их в вольер к животным.

Поросенок почти на лету хватал ртом брошенные в его направлении орехи, разламывая их зубами, выплевывал кожуру и сладострастно принимался к поеданию их сердцевины.

– Видишь, пап, какой у нас умный наф-наф, это я его этому научил, – хвастался Вахо.

– Вижу, вижу, сынок, – посмеивался Михаил, вижу, что ты все это время зря не терял.

– А вот смотри еще, как я его маршировать научил, – похвастался сын и скомандовал Наф-нафу, – раз, два, левой, левой. Наф-наф по команде сына и вправду стал маршировать в такт под левую ногу.

– Молодец, сынок, – похвалил его отец, – из тебя и вправду хороший дрессировщик получится. Ну, а как у тебя дела с уроками, освоил работу на школьном “book”-е?

– Да, конечно же, я все уроки на сегодня сделал, осталось только по родному языку, несколько упражнений сделать.

Вскоре отец сидел за математическими задачами своей дочери.

– Молодчина, доченька, – похвалил ее отец, – очень хорошо, что ты так хорошо и быстро научилась составлять математические уравнения. Это основа основ не только математики, но и многих происходящих в жизни процессов.

Гванца даже покраснела немного от отцовской похвалы, но признала в том заслуги своей матери-учительницы.

– Если ты научишься в будущем все происходящие в жизни процессы описывать математическими уравнениями, то ты будешь первым человеком в жизни, – похвалил дочь с улыбкой отец.

– Я хочу быть учительницей по математике, – призналась дочь отцу.

– Мать, прости, не допустили меня никак дети до тебя, – извинился Михаил перед своей матерью, которая, прихрамывая, убирала за столом оставшуюся послеобеденную посуду.

– Как ты, как твоя нога?

– Нога ничего, сынок, вот только давление замучило.

– Воду пьешь в течение дня?

– Пью, сынок. Как могу.

– Как могу – нет, минимум два-три литра понемногу каждый день. Обезвоживание или нехватка нужного дневного минимума воды, это одна из главных причин давления, ты ведь помнишь об этом?

– Помню, сынок, помню, ай, и сколько мне осталось жить?

– Прекрати эти разговоры, сколько раз тебе говорить, не хочешь дожить до свадеб своих внуков?

Мать ответила улыбкой.

– Мама, мама, – послышался вскоре жалобный зов помощи дочери, – Вахо мою жвачку украл, которую нам папа принес.

Поиски шаловливого сына заняли не много времени, несмотря на несколько комнат двухэтажного собственного сельского дома.

Первым его отыскала мать.

– Вахо, почему ты отнял у Гванцы ее жвачку? – поругала мать сына, – у тебя что, своей мало было? Отец ведь вам обоим по пачке привез?

Вскоре к сыну-озорнику подоспел и отец.

– Ты что себе позволяешь, Вахо, как тебе не стыдно обижать девочку, твою сестру?

– Папа, я для эксперимента это сделал, ты только посмотри, – предложил сын отцу.

Сын сидел на деревянном полу комнаты и двумя руками растягивал жевательную резинку своей сестры.

Причем растягивал двумя руками в разные стороны только на начальном этапе. Дальше резинка продолжала растягиваться по инерции, затем свисать посередине и обрываться.