Анастасия Вечерина - Исповедь соблазнителя

– А он-то тут причем? – удивился Олег.

– Притом, что его делал тот же архитектор, что и здание нашего педа. И по преданию – пообещал, что этот самолет взлетит в тот момент, когда наш пед закончит хоть один девственник. Пока, как видишь, стоит…

– Это ты от Стасика набрался таких историй? – Олег уже давился смехом..

– Ну, думаю, общение с ним не пошло для меня даром, – улыбнулся Художник. – Точно так же, как и для него – общение со мной. Мы друг друга дополняли и компенсировали, а со временем просто многому друг у друга научились. Но это все было потом. А тогда… Тогда как раз началась моя долгая и запутанная история с Галей. Помнишь?

Оба вдруг помрачнели и сделались серьезными. Картины тех событий были еще слишком свежи в памяти, несмотря на время. И говорить ничего не хотелось. Они молчали. Смотрели, как сгущаются сумерки.

* * *

Грязноватые улочки этого района упирались в несколько рядов обшарпанных гаражей, за которыми царил вечно захламленный пустырь. Никто не знал, откуда и в какие незапамятные времена он появился и чем был загажен. Райончик пользовался дурной славой, и люди избегали там появляться. Да никому и не было дела до захламленного пустыря. Никому кроме «мотоциклетов».

Пожалуй, в них не было ничего выдающегося. Обычные уличные подростки. Обычная дворовая шпана. Выросшие среди этих гаражей и мусора. Объединенные лишь одинаковой убогостью помыслов и абсолютно тупой, необъяснимой жестокостью. Хотя, как раз ее-то можно было понять. Весь мир этих пацанов сузился до пространства тех тесных серых коробок, кроме которых они ничего не видели в жизни, от которых становилось душно и нечем дышать, из которых хотелось вырваться, как из клетки. И это жгучее желание порой превращалось в звериную ненависть ко всему, что, казалось, мешало им вырваться, стояло у них на пути.

На пути – куда? Они и сам не знали. Главное, что – отсюда.

«Мы ведь тоже когда-то были такими. Или почти такими», – грустно вздохнул Художник, вспоминая не раз виденные картинки из детства.

Угловатые, прокуренные – они торчали на перекрестках и во дворах, толпились под фонарями и оккупировали лавочки у подъездов, оставляя на тротуарах россыпи плевков, окурков и пустых бутылок. Нервные и нарочито меланхоличные. Ленивые и поминутно озирающиеся в жажде действий. Сутуловатые и пытающиеся выглядеть гордо. Они ужасно не хотели походить на весь остальной мир и в то же время старательно подражали друг другу и двум-трем популярным киногероям. Их было не так уж много, но они бросались в глаза, и порой казалось, что все улицы этого района заполнены ими. Тем более, что вели они себя так, будто эти улицы и этот город принадлежал им по праву.

«Мы тоже когда-то были такими, – еще раз вздохнул он. – Тоже простаивали вечерами в компании приятелей, пока не нашлись умные люди и несерьезное на первый взгляд увлечение и те, которые увели нас с улицы и заставили работать над собой. Но я потом еще много раз видел такие же компании на других улицах и в других городах, где умных людей на всех не хватало. И где взрослые так и не смогли до конца понять, какая неумолимая сила отрывает, уводит этих подростков от хороших книг и спортивных залов, от школ и клубов, от дома и родных – лишь бы только вот так стоять, сплевывать сквозь зубы, гогогать (непременно погромче и попротивнее) и ничего не делать. Наверное, в 16-18 лет из всех благ мира истинно привлекательным кажется только одно: ощущение собственной значимости и способность вызывать всеобщее восхищение или, по крайней мере, привлекать внимание. Все же остальное представляется невыносимо скучным и занудным. В том числе (а, может, как раз и в особенности) те пути достижения желаемого, которые предлагает усталый и раздраженный мир взрослых…»

– Вон. Они там, – кивнула головой его малолетняя добровольная помощница. – Но я бы все же не советовала тебе лезть к ним в одиночку. Отражается на здоровье, знаешь ли…

– Да брось ты. Нормальные ребята.

– Ага, нормальные. Поодиночке и днем. Ты хоть драться-то умеешь?

– Умею.

– Это хорошо, я люблю смотреть.

– Смотреть я тоже люблю, – хмыкнул Художник.

…У них не было лиц. Одинаковые серые маски, одинаковые кожаные куртки, одинаковое презрение к миру и почти звериная любовь к своим «железным коням». Дворовая стая, уличные волки. «Мотоциклетная банда». Художник еще раз усмехнулся. Было бы смешно, если бы не было так грустно. И страшно. Всю эту шпану ведь действительно можно было бы разбить на отдельных вполне нормальных ребят. Почти толковых. Если каждый по отдельности. И днем.

Но сейчас они были вместе. И их главарь, Рыжий Славик, конечно, тоже был там. И она. Художник увидел длинные волосы и хрупкую фигурку Гали.

– Я не опоздал? – насмешливо-изысканный тон вряд ли мог оценить кто-то среди них, кроме самого Рыжего. Впрочем, остальных вряд ли и следовало развлекать беседой – им было не до того. Они лишь тупо ворочали буркалами, подозрительно озираясь и сжимая кулаки. По правде говоря, это все, что они умели.

– Кажется, я что-то понял… – подал голос Рыжий.

– Да ну? Природа безгранична в милости своей! – Художник обаятельно улыбнулся.

– Кто-то собирается испортить нам забаву, – серая масса вокруг угрожающе заворчала, откликаясь на недовольство в голосе Рыжего. – Надеюсь, это не так, Художник? У нас тут, видишь ли, небольшая забава. С позволения сказать, игра. И мы не любим, когда нам ее портят. У нас ведь уже набран полный комплект игроков, лишние ни к чему. К слову сказать, именно поэтому тебе и не было послано приглашение. Улавливаешь намек?

Они знали друг друга. Знали давно и слишком хорошо, чтобы сразу переходить к более жесткому обмену любезностями.

– А я-то думал, что его не доставили по вине разгильдяев с почты, – Художник покачал головой. – Впрочем, не стоит беспокоиться, я все равно бы его не принял. Потому как не люблю твоих забав, Рыжий. А что до полного комплекта игроков, то, я надеюсь, запасные тоже имеются?

– Ч-чего? – недоуменно сощурился тот, наглядно демонстрируя, что все эти церемониальные тонкости были все-таки тяжеловаты для его мозгов.

– Я, видишь ли, вынужден забрать у вас эту юную леди. Надеюсь, тем самым не испорчу вам забавы? Продолжайте играться без нас. Желаю приятного вечера.

– Ах, вон оно что, – вновь обрел самообладание Рыжий. Такой поворот событий его явно не устраивал, но и вариант с открытым противостоянием нравился ему не намного больше. Поэтому из последних сил он пытался сдерживаться. – Но скажи мне, почему наши извечные споры относительно гегемонии (Боже! Неужто мы знаем такие слова???) должны непременно состоять во взаимном изъятии игрушек? Мы что – дети? Разве нельзя, заблаговременно условившись о времени и месте, решить то, что следует решить?