Мирослава Чайка - Союз стального кольца

– Слушаю, – ответила Ева весело, как будто ничего не произошло.

– Звоню, чтобы попрощаться, думаю, в этом городе меня уже ничто не держит, – с жаром произнес Паша.

– Паша, что все это значит, ты где? – испуганно спросила Ева.

– Это не важно, вам меня все равно не найти.

– Подожди, не делай глупостей! – прокричала Ева.

Но Паша уже положил трубку.

– Мамочка, что же теперь будет, Паша сбежал из дома, это может закончиться плохо. Я во всем виновата! – в ужасе прижимая ладони к лицу, взволновано сказала Ева.

Натали несколько секунд молчала, а потом быстро пошла к домашнему телефону.

– Звони ему домой, что-то здесь не так, я хорошо знаю Павла. Поднимет трубку мама, попроси его к телефону.

– Мама, он же сбежал, как он может подойти к телефону?

– Не волнуйся, все равно его родители быстрее смогут его найти, чем мы, звони.

Ева нашла Пашин домашний номер в записной книжке телефона, быстро набрала его. Через несколько секунд услышала спокойный голос Валентины Ивановны, Пашиной мамы.

– Алло, слушаю.

– Валентина Ивановна, это Ева, можно поговорить с Пашей, – очень быстро, взволнованно, забывши поздороваться, затараторила девушка.

– Здравствуй, Ева, рада тебя слышать, Паша только сел к столу ужинать, сейчас позову, – подчеркнуто вежливо сказала женщина и более резким голосом добавила в сторону, – Паша, иди к телефону, Ева звонит.

Тут разговор прервался, и Ева услышала только гудки, которые вторили ударам ее сердца, неистово бьющегося в груди.

«Как он мог? Это что был шантаж? Чего он собирался этим добиться?» Эти мысли одна за другой проносились в ее голове.

– Мама, зачем он так со мной, врун?!

– Успокойся, Ева, выпей водички, – спокойно сказала Натали. – Думаю, он просто не смог пережить отказа, запутался и представил себе, как бы ты пожалела, если бы он исчез.

– Почему ты его защищаешь? Он разволновался, он запутался… Он что, мечется по комнате со слезами на глазах? Нет, он сел ужинать! Это возмутительно! – не унималась девушка, разгневанная поступком друга.

– Не суди его слишком строго. Некрасиво, конечно, вышло, но всем нам свойственно делать ошибки, – успокаивающим тоном произнесла Натали, проводя своей красивой рукой по шелковистым волосам дочери.

– Не думаю, что я смогу его простить, – звонким голосом заявила Ева и, резко встав, подошла к окну, чтобы посмотреть на ночной городской пейзаж, который всегда действовал на нее умиротворяюще.

– Ева, не будь такой категоричной, прощение – это не просто какое-то действие, это процесс открытия, в результате которого мы понимаем, что мало отличаемся от тех людей, кто нас обидел.

Ева несколько минут молчала, пытаясь осознать то, что сказала Натали, потом повернулась и, посмотрев на нее грустными глазами, произнесла:

– Ах, мама, мне почему-то кажется, что, если я его прощу, он, скорее всего, поступит так со мной снова.

– Ну это нам покажет только время.

Лана стояла у окна, было не больше восьми часов вечера, и серая пелена тумана упрямо затягивала город, небольшие огоньки фонарей на площади еще боролись, как последние лучики надежды, но один за другим таяли в густом тумане. «Да, при такой погоде рыцарь, если и захочет меня спасти, то может и затеряться в дороге», – усмехнулась она самой себе. В одной руке Лана держала кухонную лопатку, другой водила по шершавому подоконнику, отковыривая ногтем небольшие кусочки старой краски. Взрослые часто говорили ей, что школьные годы – это золотое время, так как детство и юность больше не повторятся, а это была лучшая пора в их жизни. «Интересно, что же такого приготовила мне жизнь в будущем, – думала Лана, – если то, что я переживаю сейчас, это лучшее время?»

Входная дверь хлопнула тяжело и устало, и через пару мгновений на пороге кухни появилась Вера Федоровна – мама Ланы.

– Лана, я дома, Игорь уже приехал?

– Нет, не приехал, и это прекрасно, потому что я еще жарю котлеты, сегодня задержалась в школе и не успела все приготовить.

– Я купила торт, – с нотками грусти сказала Вера Федоровна.

Она выглядела уставшей, с потухшим взглядом, небрежно одетая, с сильно заросшими седеющими корнями волос, давно требующими покраски, ее трикотажная кофточка плотно облегала полное тело, а немодные туфли казались большими на пару размеров. В руках она держала пакеты с покупками и коробку с тортом. У Ланы защемило сердце. «Как она держится, делает вид, что все в порядке, скрывает свою боль, а ведь это и моя боль тоже», – думала девушка, глядя на свою мать. Вчера вечером просто так, без всяких ссор и скандалов ее отец взял свои вещи и сказал, что больше не может жить с ними, потому что любит другую женщину, и там у него родился ребенок. Ребенок… Все доводы Ланиного разума разбивались об это слово. А кто же она, разве она не ребенок? Она что не заслуживает его любви? Вечер был мрачным, как-то давило в груди, в горле стоял ком, но она старалась не плакать, думала, если разревется, маме будет еще тяжелее. Спать они вчера не ложились, было жутко, казалось, что кто-то умер, и если выключить свет, то придет его призрак. Так и просидели за столом, бесконечно подливая себе кофе, пока не рассвело. А потом Лана начала собираться в школу, а ее мама на работу, делая все машинально, как роботы.

А сегодня должен был приехать Ланин двоюродный брат из Великого Новгорода. Он сообщил об этом дней десять назад, и уже отказать в приеме было неприлично, хотя сегодня было не до гостей.

Лана начала накрывать на стол.

– Мама, у нас есть скатерть или хотя бы салфетки? Знаешь, как накрывают стол у Евы дома: белые, накрахмаленные салфетки, фарфор, хрусталь, куча приборов. Нет, мы так все равно не сможем.

– Красота должна быть внутри, – глухо отозвалась Вера Федоровна. И поставила сковородку с котлетами прямо на стол.

Лана закончила последние приготовления и устало опустилась на стул в углу комнаты, тяжелые мысли, как вражеские солдаты, наступали на нее со всех сторон: со стола на нее смотрела папина любимая кружка, от сквозняка качалась шторка, которую он смастерил из открыток и скрепок, и даже стул, на котором она сидела, был выкрашен едко-желтой краской, которую он принес с завода. С каждой новой находкой глаза все больше наполнялись слезами, и Лана решила бросить себе самой спасательный круг и набрала номер Евы.

– Алло, Ева, привет, сегодня мой брат приезжает, поехали с нами завтра в Исаакиевский собор, потом на колоннаду поднимемся, – тараторила она, смеясь, ничем не выдавая своей печали.

– Хорошо, я завтра бабушке отправлю посылку и в три часа буду ждать вас у Исаакия, – ответила Ева своим звонким беззаботным голоском.