Сергей Менжерицкий - Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье

Пока выбирали квартиру, небо над Москвой постепенно очистилось от утренней серости и в тот момент, когда они вышли на балкон седьмого этажа, вдруг вспыхнуло режущей глаз ослепительной синевой. Следом вспыхнули снег, река, набережная, оранжевый "Икарус", катящий по набережной, и поезд метро, бирюзовой змейкой переползающий мост.

Машка тогда обернулась к Крылову:

– Самая качественная квартирка, кстати. Из всех нижеперечисленных. Только смеситель в ванной поменять – и въезжай хоть завтра…

– Решено, Шишкин. Берём.

Прорабша вздохнула:

– Какие вы счастливые, деточки! Молодые – а уже квартира отдельная. А я вот с семьёй до сих пор в общежитии маюсь, на пятнадцати метрах…

И, словно уловив крыловские мысли, добавила:

– Вы здесь побудьте одни, если хотите. Оглядитесь, прикиньте, куда мебель ставить. А ключ мне потом в вагончик занесите, на обратном пути. Ладно, ребятки?

Вечером Крылов позвонил на Шаболовку. Трубку взяла мать и, едва расслышав его голос, вдруг затараторила возбуждённо:

– Ой, Алёша! Как же хорошо, что ты объявился! А то мы с Пашей уже к тебе ехать собирались…Ты представляешь, звонила инспектор из исполкома и сказала, что им из спецфонда какую-то исключительную квартиру выделили: сто метров общая, потолки три с половиной, два санузла, лоджия на обе комнаты…

– И что?

– И она хочет предложить её нам, нам! Представляешь?! И чтобы завтра уже всё оформить…

– Отлично. Рад за вас.

– Так нам её совместно предлагают, понимаешь? Сов-мест-но!

– Что значит – совместно?!

– Ну, так, чтобы вместо двух обычных квартир мы получили одну, но очень хорошую…

– А вы на Кантемировке были?

– Были.

– И чего?

В таксофонной трубке раздался характерный писк, предупреждающий, что разговор вот-вот прервётся.

– Мам, ты меня слышишь?

– Да-да, Алёша!

– У меня десять секунд всего. Ты передай, пожалуйста, инспектору, что я квартиру уже выбрал и ничего менять не…

– Ты должен завтра быть, слышишь?! Обязательно! Ты понял, Алёша? Завтра в девять, у Семёновой! И паспорт, паспорт не забудь!..

Вернувшись в Лодку, Крылов собрался было рассказать про странный разговор Машке, но, подумав, решил смолчать. Поскольку – да о чём рассказывать-то, ёлки? Ведь и так ясно, что – бред и чушь собачья, в которые вдаваться – смысла нет. И ещё решил, что в исполком он, конечно, завтра подъедет, но для того лишь, чтобы объяснить этой странной Семёновой А. Д., что в общую квартиру со своими близкими, пускай даже самую распрекрасную, он категорически не…

В исполком он явился ровно к девяти. Коридор перед инспекторским кабинетом оказался на удивление пуст и Крылов подумал было, что мать с отчимом застряли где-нибудь в пробке на Садовом. Но, войдя в кабинет, он вдруг увидел их обоих, что-то оживлённо обсуждающих с инспекторшей. Мать первой заметила Крылова и сразу устремилась ему навстречу. Обняла, расцеловала крепко и усадила рядом с собой.

Инспекторша улыбнулась и вынула из стопки коричневых папок, возвышающихся на столе, их квартирное дело.

– Приятно видеть, когда в семье царит такое единодушие! Когда родители заботятся о детях, а дети прислушиваются к мнению родителей. А то ведь смотришь иногда: вроде и семья приличная, и люди культурные, а прочувствовать друг друга – целая проблема… (Она раскрыла папку и, повернувшись к Крылову, нацелилась в него авторучкой). Так, Алексей Александрович. Вы в Нагатине были? С квартирой ознакомились? Отлично. И какой этаж предпочли? Седьмой? Замечательно. Но мне хотелось бы предложить вам ещё один вариант… (Она внезапно понизила голос, будто собираясь доверить ему какую-то очень важную и секретную информацию)… Который, с точки зрения ваших дальнейших жизненных перспектив…

Крылов прервал её на полуслове:

– Знаете, меня вполне устраивает Нагатино.

Инспекторша строго посмотрела на него поверх очков и щёлкнула авторучкой. Её взгляд, только что излучавший крайнюю степень доброжелательности, молниеносно отвердел.

– Так вот, Алексей Александрович.… (щёлк-щёлк…) Я вам настоятельно рекомендую не спешить. В конце концов, у нас ведь перестройка в стране, правда? Демократизация. Только и слышим на каждом шагу, что наша молодёжь должна иметь право выбора. Вот мы вам такое право и предоставляем. Хотим предложить вам ещё один вариант. Съездите, посмотрите, посоветуйтесь с близкими. Тем более, что вариант этот – практически рядом, на Новокузнецкой. И если через час вы вернётесь и скажете, что остались при своём прежнем мнении – я тут же оформлю вам ордер в Нагатино. Вы понимаете? Тут же! Хотя, конечно… (щёлк-щёлк…) не буду скрывать, что исполкому было бы интересней, если б вы согласились на Новокузнецкую. Поскольку тогда бы нам удалось дополнительно расселить ещё одну семью…

Фраза инспекторши про ордер, который может быть оформлен уже через час, Крылова воодушевила. Он оглянулся на мать и отчима, напряжённо примолкнувших в ожидании ответа, и подумал: а что, собственно, случится, если он прокатится до Новокузнецкой? Абсолютно ничего. Ведь он уже принял своё окончательное мужское решение и менять его не намерен. Зато потом, когда всё уляжется и утрамбуется, он сможет честно сказать себе, что проявил по отношению к близким максимум такта и понимания…

– Поедем, Алёша! Чего тут раздумывать?

Мать вновь поцеловала его в щёку – ещё настойчивей и крепче. Крылов достал из кармана носовой платок и стёр помаду платком:

– Поехали.

Едва вырулили на Садовое, как в белую "копейку", шедшую прямо перед ними, вдруг ударила таксишная "Волга", вылетевшая юзом из центрального ряда. "Копейку" тут же закрутило и опрокинуло в сугроб рядом с троллейбусной остановкой. Отчим задёргал рулём и сумел остановиться буквально в метре от машины, завалившейся на бок. Из её раззявленного багажника на снег хлынули яблоки – сотни желтобоких мячиков, катящихся и скачущих в разные стороны. Кто-то из людей на остановке стал их ловить и рассовывать по карманам.

– Что вытворяет, гад…

Лицо отчима побагровело, губы сжались и превратились в тонкую ниточку с обвислыми концами. Мать торопливо перекрестила его, потом Крылова и напоследок – себя.

– Спаси и сохрани, господи. Спаси и сохрани… Поехали, Паша. Поехали. Надо дело делать.

Они свернули на Новокузнецкую и, недолго протрясшись по булыжнику трамвайных путей, припарковались в одном из дворов на левой стороне улицы. В глубине двора, среди скопища чахлых административных особнячков с решётками на окнах, белоснежным тортом высилось восьмиэтажное сталинское здание с густой лепниной по фасаду. Перед его монументальным подъездом, увитым каменными гирляндами в виде фруктов, одиноко маячила женская фигурка в сером ватнике. Мать высунулась из машины и помахала ей перчаткой: