Анастасия Шерр - Таир. Спаси меня

ГЛАВА 4

– Как ты посмела мне перечить? Потаскуха! – рявкнул на меня отец, приближаясь с палкой, которой мать только что выгнала овец на малое пастбище. Отец вырвал палку из её рук и бросился ко мне, собираясь поколотить. Я закрылась руками, чтобы не попал по голове, и вдруг услышала тихий голос матери:

– Не стоит, Акрам. Не бей.

– Чтооо? – взревел он, поворачиваясь к жене и замахиваясь уже на неё. – И ты мне перечить вздумала?!

– Нет-нет! – замахала мать руками. – Ты сам знаешь, как лучше. Но если на ней синяки останутся, что скажем Асафу? Он же захочет её увидеть. А потом станет спрашивать, за что били. Мало ли что подумает про эту девчонку. Ещё откажется брать её.

Я выдохнула, когда отец опустил палку, вняв словам матери, что случалось довольно редко. Да и не заступалась мать за меня никогда. Я всегда ждала и верила, что однажды она пожалеет меня, проникнется, но увы… Да и тогда я не обольщалась. Она не за меня заступалась, она переживала, что старик не захочет взять меня в жёны.

Но поразило меня не это. То, что я для своих родителей значила меньше, чем одна овца из стада, не было для меня новостью. Тогда, в четырнадцать, я уже знала, что они меня ненавидят, и чуда не ждала. Поразило другое… Мать сказала, что жених захочет увидеть меня. Но она же мне говорила всегда, что до свадьбы нельзя видеться с мужчиной! Нельзя смотреть на того, кто тебе не муж. И мужчина смотреть не должен. Это грех! Я видела, как выдавали замуж своих дочерей наши односельчане, и всегда жених видел невесту только на свадьбе. По крайней мере, так все говорили.

– Не пойду за старика, – всхлипнула снова я, и отец, зло отшвырнув от себя палку, завопил на мать, тыча в меня пальцем.

– Это твоё воспитание! Ты не смогла одну девчонку нормально вырастить! Посмотри, как себя ведёт эта потаскуха! – отец всегда, когда злился, называл меня потаскухой. А я долго не понимала значения этого слова, думая, что это моё второе имя.

Я не любила, когда отец кричал на мать. Мне было жаль её. Несмотря на всё, что она мне говорила, на то, что ни разу не вступилась, не обняла, не прижала к своей материнской груди, я любила её. Не так, как любят дочки Фатиху, но любила.

А ещё она была женщиной. Женщиной, которую также могли побить палкой, запереть в комнате или отругать. Я не знала родителей матери, отец не пускал нас к ним, хоть они и жили в соседней деревне, объясняя это тем, что теперь мать не имеет к их семье никакого отношения. Да и она не рвалась. Из чего я сделала вывод, что она не скучала по ним, раз ни разу не попыталась сбежать от отца к своим папе с мамой. Может, они были такие же, а может, даже хуже… Они также считали мать проклятьем и постоянно напоминали ей об этом. Думаю, что так и было.

Спустя годы я на многое, если не на всё, начну смотреть другими глазами. Я осознаю, какими больными были, если посмотреть глазами нормального человека, окружающие меня люди. Их души сгнили, превратились в тошнотворную, вонючую массу, они превратились в бешеных животных. Потому что всё это считать нормой невозможно. Всё то, что я и сама считала нормой до тех пор, пока Таир не вырвал меня из этой страшной бездны, где лишь вязкая чернота и смрад грехов.

Грехи. С ними у меня будет отдельная работа. Как узнаю я позже, грех – это то, что делали со мной мои родители. Токсичные, насквозь пропитанные своим фанатичным бредом и ненавистью ко всему, что в нормальном мире считается благодатью. С Таиром я узнаю, что женщин страстно любят, целуют, обнимают. Им дарят подарки и забирают у них тяжёлые вещи, чтобы не было тяжело. Их целуют по утрам и ревнуют без вреда их здоровью и без угрозы их жизни. Их не называют шлюхами лишь за один взгляд, их не бьют палкой и не таскают за волосы. В них не бросают камнями, стараясь попасть в голову, чтобы разбить лицо и увидеть кровь. Не пытаются этой кровью безвинной девочки смыть свои грехи.

Но всё это я познаю потом. Спустя годы. А тогда я смотрела на мать и плакала. Отец схватил её за волосы, потянул на себя. Так сильно, что у матери, всегда спокойной и тихой в его присутствии, брызнули из глаз слёзы.

– Потаскуха ты и твоя дочь! Вы навлечёте на мою голову позор!

– Нет, нет… Не будет этого, – мать через силу замотала головой, подняла на меня взгляд. Ненавидящий, злой. Такой страшный, что у меня заболело сердце. Она не смотрела на отца, который причинял ей боль. Она смотрела на меня, считая, что это я виновата во всех её бедах. И я верила тогда, что так и есть. Ведь я её проклятье, причина того, что отец её больше не любит. Тогда я не понимала, что отец вообще никого не любит. И не любил никогда.

– Займись ею! – рявкнул отец, отшвыривая от себя мать так, что она не удержалась на ногах и упала на траву. – Если к вечеру не успокоится, забью её этой палкой! – а потом повернулся ко мне и затряс в воздухе своим кулаком. – Ты выйдешь замуж! Поняла?! Пойдёшь и будешь мужу ноги целовать! Потаскуха!

Отец ушёл, ругаясь и проклиная тот день, когда я родилась, а я подбежала к матери, чтобы помочь ей встать. Мне подумалось как-то мельком, что она сейчас оттолкнёт меня или ударит. Но она схватила своими ладонями моё лицо и вперилась в меня диким взглядом.

– Не противься, слышишь?! А то убьёт и меня, и тебя! За тебя Асаф золото обещал! Много золота! Отец не позволит тебе отказаться от свадьбы! Связанную, как овцу, отдаст! О нас подумай! О братьях, обо мне! Сколько ещё нам из-под коров навоз убирать?! О себе подумай, глупая! Будешь иметь всё! Будешь хозяйкой в богатом доме с прислугой! В золоте и изобилии купаться будешь! – увидев в моих глазах сомнение, мать оттолкнула меня, встала с земли. – Иди поешь и поспи. Завтра начну готовить тебя.

Я не знала, как меня собираются готовить. Я вообще мало что знала о свадьбе и отношениях между мужчиной и женщиной. Сначала невесту разрисовывают хной, надевают на неё вуаль и выводят к жениху. Их соединяют в браке, потом муж забирает свою жену в свой дом. Потом, спустя несколько месяцев, у них появляются дети. А потом эти дети становятся большими, и их тоже женят или выдают замуж. На этом мои познания о семейной жизни заканчивались.

Отец сказал, что свадьба состоится через семь дней. Семь дней, показавшихся мне адом на земле. Я с ужасом ждала того дня, когда увижу его. Мерзкого беззубого старика с большим животом и морщинами. С ним я уеду в его логово и там завяну, как цветок. Так сказала своей дочери Фатиха, собирая в своём саду яблоки. Фатиха говорила это не со зла. Даже немного всплакнула. Я же, привалившись к забору, обняла себя и заплакала.

Я редко плакала, привыкла не жаловаться на жизнь, принимать всё безмолвно и безропотно, знала, что никто не пожалеет. Но тогда мне стало так горько и больно, что не смогла смириться с предстоящим ужасом. Не могла позволить отцу выдать меня за старика.