Сюзанна Шлосберг - 1001 ночь без секса

Большинство мальчиков меня так и не признали, но девочки быстро, перестали стесняться и вроде бы прониклись ко мне доверием. Они даже признались, что не ожидали от моего приезда ничего хорошего.

– Я думала, вы такая старая тетенька, вроде тех, что всегда ходят в церковь, – сказала Жасмин.

– Не обижайтесь, – вставила обожающая посплетничать Мэри, – но я представляла вас самим совершенством.

«Не обижайтесь» было принято. Вскоре я смекнула, что это любимое выражение Мэри. Еще она сказала мне: «Не обижайтесь, но ваша серая футболка такая некрасивая» и «Не обижайтесь, но волосы у вас что-то уж слишком тонкие».

Очень скоро девочки стали ходить за мной по пятам, словно меня медом намазали. Салли, девочка с косичками, вцеплялась в мою правую ногу. Кэтлин, одна из самых застенчивых девочек, тискала мою руку, а Кайша, самая высокая в классе, обнимала меня за плечи. И все они страстно интересовались моей жизнью.

– Вы хоть немножечко замужем? – как-то спросила меня Жасмин.

– Нет, – ответила я, – нисколечко.

Жасмин оказалась милосерднее моих бабок и чокнутой Уилли из невадского казино. Она не выразила никакого беспокойства по поводу моего положения, а просто пожала плечами и переключилась на вопросы другого рода – ее интересовали имена всех шимпанзе, с которыми я познакомилась в исследовательском институте. Я не уверена, что Жасмин поняла, почему я обняла ее, но она обняла меня в ответ.

К концу недели ученики мисс Тегелер вошли в мое сердце, и мне захотелось, чтобы после моего отъезда они еще долго не забывали меня. В десять утра работник школьной столовой объявил, что сегодня на обед подадут два блюда: куриные наггетсы и «сложенки». При одном упоминании о «сложенках» ученики мисс Тегелер взвыли, будто им предложили отведать вареные глазные яблоки.

«Сложенкой» называли сложенный вдвое кусок пиццы – что-то вроде запеканки, только меньше, жестче и «пахнючей». Ученики истошно ненавидели «сложенки», поэтому, когда еще не было известно, что они появятся в меню, меня предупредили: это «гадость несусветная». Даже один из учителей сказал, что, по словам учеников, в «сложенках» попадаются дохлые насекомые. Он говорил об этом таким тоном, каким тележурналисты рассказывают о свидетельствах появления НЛО – что-то вроде «Знаете, может статься, эти люди не совсем чокнутые».

Когда ученики разобрались с меню и в один голос потребовали, чтобы им дали наггетсы, я, желая подогреть тревожное ожидание, объявила, что приму решение во время обеда, когда сама осмотрю и понюхаю «сложенку». И я действительно собиралась это сделать, потому что – по самонадеянности или из самоуничижения? – хотела остаться в памяти учеников как Леди, Которая Съела «Сложенку».

За обедом мне повезло: я оказалась за одним столиком с шестью девочками, среди которых были Жасмин и Мэри. Когда дошла очередь до нас, девочки схватили наггетсы и воззрились на меня, ожидая моего решения. Признаюсь, «сложенка» и в самом деле попахивала, но это не остановило меня. Когда я сказала, что скорее всего возьму себе «сложенку», вокруг поднялась паника.

– Ох, боженька, она такая мерзкая! – подпрыгивая на одном месте, повизгивала Мэри. – Один раз там было целых пять мух!

Изумленные, они смотрели, как я откусываю кусочек «сложенки».

Прежде чем поведать о своих ощущениях, я должна рассказать, что уже имела опыт привыкания к столовской пище. В то время как мои подруги уже после второго курса начинали питаться дома, я все пять лет ходила в институтскую столовую. Даже самое неприглядное блюдо во всем меню – прорезиненный гамбургер, подававшийся к обеду каждую субботу, превосходил все, что готовила моя мама.

Но даже человек с куда более чувствительными вкусовыми сосочками вряд ли назвал бы «сложенку» этаким кулинарным Франкенштейном, как были убеждены все вокруг. Конечно, она уже совсем остыла, и прожевать ее было не так легко, и в начинку добавили слишком много сахара, но мух – ни живых, ни дохлых – я так и не видела и вопреки предсказаниям девочек не ощутила рвотных позывов. Но девочкам я всего этого не сказала: в конце концов, мне ведь хотелось выглядеть героиней.

Когда я доела последний кусочек, Мэри сдавленно взвизгнула: «Она это сделала! Она съела «сложенку»!»

Девочек, восхищенных моей храбростью, поразило, что я не умерла долгой и мучительной смертью, и они целый день ни о чем другом и не говорили.

За несколько минут до конца занятий мисс Тегелер собрала класс, чтобы все попрощались со мной. Я воспользовалась возможностью и попросила детей оценить принесенную мной пользу по десятибалльной шкале. Сначала все закричали: «Десять!» – явно желая получить одобрение мисс Тегелер. Но когда я возразила, что не заслуживаю такой оценки, рейтинг начал падать.

Мэри снизила свою оценку с десяти до восьми с половиной. «Не обижайтесь, – сказала она, – но от вас просто была, типа, польза».

И она справедливо оценила не только меня и мое пребывание в начальной школе Линкольна, но и всю мою непостижимую миссию.

Вы, наверное, стесняетесь спросить, но я не сомневаюсь, что вам интересно, каково это, когда почти тысячу дней нет секса. Я вполне понимаю и извиняю ваше любопытство и сейчас попытаюсь удовлетворить его.

Шесть, если не все семь, дней в неделю вы думаете о сексе (на седьмой ощущения притупляются, потому что вы проводите его в доме для престарелых, где живут ваши бабушка и дедушка и где нет ни одного пансионера моложе восьмидесяти лет). Порой вы ловите себя на мыслях если не криминальных, то по крайней мере абсолютно неприличных. Вот, например, вы поднимаете штангу в спортзале и тут замечаете рослого, широкоплечего, узкобедрого парня, делающего отжимания. «Хмм… классная попка у этого парня», – думаете вы и лишь потом осознаете, что в придачу к классной попке у парнишки, вероятно, есть домашнее задание по химии, ибо на вид ему лет шестнадцать-семнадцать.

В такой ситуации в воображаемом сексе нет ничего неестественного, и здесь я в отличие от волонтерства настоящий профи. А вот странность: хотя в воображении вы можете заняться сексом с кем угодно, но вдруг ловите себя на том, что представляете секс с парнями, которые вам не слишком нравятся, и даже с теми, которые не нравятся вовсе. Тут, к своему ужасу, вы осознаете, что ваше воображение делает то, чего вы поклялись никогда не делать, – остепеняется.

Есть и другая странность: вы всеми фибрами души и тела жаждете секса, но не можете вспомнить ощущения, испытанные вами. Вот также, например, отведав раз превосходное тирамису, вы помните, что это произошло летом в Тоскане, но какой именно вкус у этого тирамису, вам не вспомнить даже под страхом смертной казни. Вам, конечно, очень нравился секс – иначе с чего бы вы так желали его сейчас?