Лера Леонтьева - Без материальных и жилищных проблем

Два года я честно отпахала, просиживая в богом забытом поселке с понедельника по субботу, в две смены, без буфета и с местами общего пользования на улице. Каждое утро, вскарабкавшись в вонючий рабочий автобус, я проклинала тот далекий день, когда впервые увидела красные стены университета.

Ко мне начал подбивать клинья молодой горный мастер, с которым я познакомилась на вечернем дежурстве в народной дружине. По ночам я не могла спать от тяжких раздумий о будущем, которое вырисовывалось весьма определенным образом: образцовая семейная пара, жена – учительница, муж – шахтер, проживание с чьими-нибудь родителями, досуг в виде застолья или лото, затурканные дети, для которых праздником будет поход по выходным дням в бургерную и на батут. И беспросветная жизненная тоска…

Наступил третий по счету сентябрь моей учительской лямки. На педсовете директор сквозь зубы объявила, что переводит меня в школьный филиал на хутор Далекий (!). Автобус в те края ходил два раза в день: в семь утра – туда, и в семь вечера – обратно. Отчаявшись от мысли провести остаток жизни в учительской, переделанной из школьной уборной, я совсем пала духом.

… На дворе бушевали переломные девяностые. Профессии, для которых я могла быть пригодна со своим дипломом историка – как-то идеологическая, комсомольская работа и тому подобный «широкий профиль», благополучно почили в бозе, а что касается новых, то я просто не знала, как к ним подступиться. Для очистки совести обошла я несколько контор в округе, предлагая услуги офисного сотрудника, поскольку еще в школе научилась сносно печатать на машинке. Естественно, мне везде отказали, не знаю, правда, почему.

И тут мама подсказала гениальную по простоте идею – поступить в аспирантуру. Это было спасение! Учиться я любила и умела, историю знала, экзаменов не боялась. А главное – замаячила реальная возможность вернуться в любимый Город! А там и Мих-Мих может меня еще помнит и предложит воссоздать заброшенную тему!

Я пулей собрала документы, купила билет и в последний день приема документов нежилась в знакомой прохладе старинного корпуса. Понеслась на кафедру археологии, но там меня ждало жуткое разочарование. Мих-Мих ушел на пенсию! Говорить было не с кем и не о чем. Нет, не отступлюсь так просто! Не дав себе раскиснуть, я полетела на свою бывшую кафедру истории социалистических стран, а ныне – западных славян, и выложила всем присутствующим свою сокровенную мечту. Ошеломленные внезапным вторжением, сотрудники молча смотрели на меня, а затем перевели взгляды на импозантного мужчину с бородкой, сидевшего в углу. Бородач сильно скривился, но к моему удивлению, не вышвырнул сразу вон, а послал ответный хмурый взгляд присутствующим. Эти немые консультации глазами продолжались пару минут. Затем заведующий кафедрой (а это был он) скучным голосом предложил отнести документы в отдел аспирантуры.

Ноги несли меня по пролетам знакомых лестниц, а душа ликовала! Неужели, мне наконец повезло? Первый раз в жизни! А может я и не такая уж невезучая, какой себе представлялась до сих пор?

Я лихо сдала документы, поселилась в общежитие и сдала экзамены. Все промелькнуло на одном дыхании. В себя пришла только тогда, когда увидела знакомую фамилию в списках зачисленных. Задыхаясь от счастья, я ринулась звонить подружкам–однокурсницам с сообщением, что я вернулась!

О, этот сказочный мир столичной жизни! Вновь он принял меня в свои объятия! Напрочь улетели печальные мысли о смысле жизни, о неопределенном будущем. На смену им пришли радужные мечты. А как же еще? Место в аспирантском общежитии – раз! Стипендия – два! Студенческий проездной – три! Куча свободного времени – четыре! И главное, куча друзей–подружек, многие из которых еще не успели связать себя семейными узами.

Первое время я никак не могла поверить, что это не отпуск, что не обязательно с понедельника по субботу просиживать в обшарпанной учительской на деревянном стуле, что не будет вся школа в окна наблюдать за моим походом в уличный сортир. По инерции, я иногда просыпалась от кошмарных сновидений: мне казалось, что я опоздала на последний автобус, и придется ночевать в школе, среди мышей и пыли.

Нет, конечно, существовали и приятные моменты в период моего учительствования. Я видела результат своей работы: вот в сентябре приходит стая ребятишек, не обремененных абсолютно никакими познаниями о временах и нравах. Проходит несколько месяцев и, благодаря моей настойчивости, такой себе Вася Булкин, несмело рассуждает об уроках бонапартизма и влиянии событий 1917 года на мировые устои. Я с энтузиазмом придумывала своим ученикам тесты и ребусы, логические задачки, проводила викторины и дебаты. Работа учителя, по большому счету, мне подходила. Если бы не кошмарные условия, в которых приходилось сеять разумное. И потом, моя натура изо всех сил противилась бесконечной рутине школьных дней! А еще каждый день писать занудные поурочные планы и каждый год талдычить одно и тоже! Увы, безжалостная машина государственного просвещения укатала меня полностью. Год-два еще можно выдержать, но не всю жизнь!

В общем, жизнь моя пошла на взлет. В любимом Городе, любимая история, вокруг приятные люди. Одна только вещь немного беспокоила меня – это сама учеба. Как-то сразу она не заладилась. Народ на кафедре сменился, совет получить было не от кого. А я сама растерялась и не могла понять, а что, собственно, мне нужно делать в этой аспирантуре? На занятия по английскому и информатике я бегала с огромным удовольствием. Наверное, нужно было еще что-то делать? Но что? Пару раз сходила я на заседания кафедры. Большая аудитория оживленно гудела. Народ весело переговаривался, шутил, даже двое моих коллег – аспирантов-первогодков, озабоченно перешептывались со своими научными руководителями. Согласовывались какие-то планы, мероприятия, участия в конференциях. Все были при деле. Одна я торчала на этих сборищах, как осколок от чужой чашки. Со мною даже не здоровались. Молча я приходила, забивалась в уголок, тихонько отсиживала положенное время, изнывая от скуки, и молча уходила.

Я совсем приуныла. Но тут мне назначили научного руководителя. Позже всех остальных. Передали через лаборантку. Ну и что! Зато и у меня начнется настоящая научная деятельность!

Тщательно готовилась я к первой встрече. Подготовила убедительную речь о предполагаемой теме диссертации, придирчиво отобрала наряд, чтобы был не вызывающим, но и не особо синечулочным. Выбирать, было прямо скажем, не из чего. Все мои пожитки умещались в единственной дорожной сумке, а гардероб занимал ровно одну вешалку в шкафу. Так что, альтернатива была только одна – надеть «мальвины» с белой футболкой или ту же футболку, но с полосатым «учительским» костюмом. «Мальвины» победили, но не из-за ненависти ко всему прошлому, а по более прозаической причине: югославские замшевые сапожки, которые я носила с университетских времен, катастрофически потеряли товарный вид и показываться в них научному светиле было стыдно. А под джинсами потертости не так бросались в глаза. Критически оглядев себя в зеркальце для бритья и нацепив пуховик, я помчалась на встречу.