Михаил Сердюков - Неидеальный Джон против неидеального мира

Он стоял у зеркала и недовольно рассматривал мелкие волоски на своей шее. В жизни его раздражали две вещи: первая – мелкие волоски, вторая – беспорядок. Он был невыносим в своем стремлении к порядку. Для того чтобы почувствовать себя легко, ему было важно, чтобы предметы вокруг были параллельны друг другу и образовывали ровные линии. Если он требовательно относился к вещам, что говорить о волосках на собственном теле?

Выдергивал он их через день по расписанию. Ровно в восемь утра он брал стальной пинцет в тумбочке под зеркалом и с недовольным ворчанием приступал к ювелирной работе. Выдергивание каждого очередного волоска вызывало слезы.

Джон Рид, рыжий парень на вид около тридцати лет, смотрел на себя в зеркало. Его лицо было усыпано веснушками, а большие уши торчали по сторонам и напоминали два круассана. Он был широкоплечим и высоким. С таким телосложением запросто мог стать опорным игроком в баскетболе, но к спорту влечения Джон не имел.

Его небольшая квартира-студия с белыми стенами, расположенная в центре Бруклина, напоминала фотографию из каталога IKEA. Раскладной диван, рабочее место с компьютером и кресло в центре стояли так, словно хозяин провел не один час за игрой в тетрис и применил все свои навыки идеальной расстановки. Апартаменты парня походили на музей, и казалось, что здесь никто не живет. Мистер Рид любил свою квартиру, потому что в ней было все, как он хотел, чего нельзя было сказать о жизни за ее дверями.

Дорога до работы занимала сорок минут на метро. Это время было сложным для Джона: каждый раз он, садясь в поезд, оказывался в центре хаоса.

Офис, где работал мистер Рид, находился на пятьдесят девятом этаже известного небоскреба One Vanderbilt, недалеко от Центрального вокзала Нью-Йорка.

Когда Джон доходил до своего рабочего места, он глубоко выдыхал, словно только что вернулся с поля боя. И сегодня не было исключением.

Его рабочая зона занимала два метра в длину и два в ширину, огороженных пластмассовыми стенками. При желании можно было выглянуть из-за них и пересчитать макушки коллег. Джон никогда не выглядывал. Он не любил отвлекаться от работы.

Босс Джона Итан Лонг, невысокий мужчина с нелепой залысиной, носил квадратные очки. Когда злился, он краснел, будто съел острый перец. Сейчас Лонг подошел к столу Джона, и лицо босса покрылось алыми пятнами, а изо рта стали вылетать фразы, похожие на собачий лай. Мистер Лонг был чем-то недоволен, но Джон не различал слов – он приклеился взглядом к заусенцам шефа и их вид парализовал парня. А когда он все же смог отлепить взгляд от пальцев начальника, то тут же прицепился к небрежно заправленной рубашке и потертому ремню. Джона передернуло.

Чтобы привлечь внимание Джона, мистер Лонг выхватил линейку из органайзера и ударил подчиненного два раза по голове.

– Ты уволен! Ты меня слышишь? Ты уволен! – прокричал мистер Лонг.

Джон ничего не ответил. Он просто повернулся к своему дипломату и стал аккуратно складывать в него все, что было на столе.

– Ты даже не хочешь узнать, почему я тебя увольняю?

– Почему?

Итан давно ждал случая сказать это.

– Дело не в твоей работе, Джон. Дело в другом.

Макушки коллег повылезали из-за ограждения, они были похожи на взъерошенных сурков.

– Дело в твоей педантичности. Посмотри на себя, ты пугаешь людей, с тобой некомфортно находиться рядом. Ты не человек, ты долбаный робот. Понимаешь?

– Понимаю, – спокойно ответил парень.

– Ты даже сейчас спокоен, это бесит, Джон. Так нельзя, у тебя нет эмоций, ты бесчувственная машина, кухонный комбайн!

Мистер Лонг схватил Джона за его светло-коричневую рубашку, из-за чего она выправилась из штанов. Парень опустил взгляд. Перед ним открылась жуткая картина – рубашка неопрятно свисала поверх брюк. Джона хватил паралич. Он почувствовал, как провалился в колодец. Вокруг образовалась темнота.

– Ты показываешь самые лучшие результаты в отделе, – доносилось откуда-то издалека. – Я знаю, что если тебя нет за столом, то ты в туалете, а если тебя нет и там, то ты сидишь в углу столовой и жуешь стряпню из пластмассового контейнера. Ты всегда работаешь – обзваниваешь клиентов, раскладываешь бумаги по папкам. У тебя всегда гребаный порядок, ты только осмотрись, Джон, это бесит!

Джон плохо слышал, что говорил Итан, – он пытался выкарабкаться из колодца. В детстве, когда мелкие задиры ломали его куличики из песка, он бежал к маме, и та его успокаивала, объясняя, что рано или поздно в этом мире все будет разрушено и ему стоит понять это, а парни – простые хулиганы, желающие лишь обратить на себя внимание. Она гладила его по голове, приговаривая:

– Прояви сострадание к ним, они несчастные, и их поведение тому подтверждение. Мама не знала, что Джон тоже чувствовал себя несчастным, но при этом ничьих куличей не ломал.

Джон представил своего начальника хулиганом, который хотел немного внимания. Ему стало легче, и он перебил Итана:

– Я могу идти?

Начальник опешил. Он не знал, как на это реагировать, и не смог придумать ничего оригинальнее, чем сбросить со стола дипломат мистера Рида.

– Твоя генеральная уборка в подсобке уборщицы вчера вечером – это последняя капля, чертов маньяк! – прокричал Итан. – Ладно ты у себя на рабочем месте каждую секунду сдуваешь пылинки, ты же на этом не останавливаешься! Стал убирать у коллег на столах, а теперь и до кладовки добрался. Знаешь что, Джон, проваливай отсюда подальше и держись за километр от нашей компании.

Джону стало дурно, подступила тошнота, а в ушах раздался тонкий писк. Он зажал уши, чтобы не слышать протяжное «псссссссс». Парню нужен был свежий воздух. Оттолкнув мистера Лонга, он схватил дипломат, не подняв выпавшие из него вещи, и побежал к лифту. Мистера Рида ждали пятьдесят девять этажей ада. Его выворачивало и крутило.

Никто никогда не понимал, что происходит в голове мистера Рида и какими он видит окружающие его предметы. Да и сам Джон не мог понять, как видят вещи другие, раз они способны жить в этом хаосе.

Парень научился ходить по улице, фокусируясь на мысленной точке перед собой. Через прищур создавался смазанный коридор, по которому он и двигался, чтобы не замечать мусор, неопрятных людей, кривые линии на зданиях и поцарапанные машины. Неидеальному Джону было сложно в неидеальном мире. Только миру было все равно, а ему – нет.

Идя домой по оживленным улочкам, мистер Рид мучился от приступа тошноты. Он слышал разговоры прохожих, гул машин, случайные обрывки мелодий из кафе. Если бы эти звуки были упорядочены, то Джон смог бы насладиться музыкальной гармонией, но вместо этого он сходил с ума от шума. Непрерывный поток картинок, звуков, запахов загонял Джона все глубже в неуправляемую панику.