Меган Брэнди - Неприятности в старшей школе

– Не-а.

Вот же дерьмо. То есть это не какой-то Грейвен засадил их отца, а отец Коллинза?

– Дело даже не дошло до суда. – Он ухмыляется, увидев, что я хмурюсь – от моего безразличия на лице не осталось и следа. – Папаша Брейшо отрицал все-все-все, до самой последней секунды. Но прямо перед заседанием суда он вдруг запел другую песню, признал вину и пошел на сделку.

– Может, у него проснулась совесть.

– Или, может, у него появилась реальная причина признаться в преступлении, которое, как он клялся, он не совершал. – Он приподнимает бровь.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сглотнуть, и вместо этого делаю вид, что он меня заинтриговал.

– И что же это могло быть?

Он самодовольно ухмыляется, словно посвящен во что-то, что мне недоступно, поднимает бокал и опрокидывает в себя его содержимое. Потом встает.

– Ну, теперь если кто здесь и тупой, так это ты, если ты и вправду думаешь, что я тебе все расскажу. Хотя кто знает, Рэй, может, со временем… Все зависит только от тебя. Вставай, нам пора ехать.

– И куда же это? – раздраженно спрашиваю я.

– По магазинам. – Он окидывает взглядом мою одежду. – Я не могу позволить своей женщине выглядеть так, словно она вышла из низкобюджетного музыкального клипа.

– А почему бы и нет? Мне же приходится ходить рядом с парнем, который одет так, словно в любой момент готов сыграть в гольф.

Он улыбается, а я хмурюсь.

– Отребью не место рядом с породой, Рэй.

– И все же ты был готов платить мне за мое время, Коллинз. Так странно, правда?

– Вставай и иди к чертовой машине, это не обсуждается.

– Я не стану наряжаться, как принцессочка из частной школы.

– Ты будешь одеваться так, как я скажу, – огрызается он, вперивая в меня взгляд. – Не забывай, ты согласилась на все это, так что вставай.

Я неторопливо поднимаюсь на ноги и оказываюсь прямо перед ним.

– Ты думаешь, что выиграл эту маленькую битву, но ты ошибаешься.

– Ага, и с чего это ты взяла?

Мои губы медленно расплываются в ухмылке, и его брови сходятся на переносице.

– Уважение нельзя купить или заработать, если идешь дорогой шантажа. Все твои люди с тобой только из-за денег или по принуждению, а все их люди гордятся своим положением. Ты не задавался вопросом, что случится, если те парни, которых ты заставил напасть на меня, захотят этим похвалиться и сделают это , потому что ты не заслужил их преданность? Или когда кто-то предложит им больше денег, они кинут тебя, как мудака, которым ты и являешься? Ты…

– Осторожнее, Рэй. – Он шагает ко мне, играя желваками. – Я могу как облегчить твою участь, так и сделать ее невыносимо тяжелой, тебе решать.

В ответ на один шаг я делаю два.

– Это ты будь осторожней, Коллинз. Я не знаю, что, как ты думал, ты сможешь получить от меня или что привело тебя к такому мнению, но ты даже еще больший клоун, чем я думала, если тебе вдруг показалось, что мне нужно что-то «облегчать» . – Я отступаю, наблюдая, как в его глазах разгорается ярость. – Может, мяч сейчас и на твоей площадке, но тебе следует считать меня рефери в этой игре. Ты заполучил не солдата, а змею. Смотри, как бы она тебя не укусила, Грейвен .

Он хмурится, но через мгновение его лицо расплывается в злобной улыбке.

Он подходит ко мне, чтобы шепнуть мне на ухо:

– О, теперь все точно будет чудесно, Брейшо . Жду не дождусь, когда вся прелестная маленькая ложь вылезет наружу. И твоя прелестная маленькая головка так закружится, детка. Но если ты будешь хорошей девочкой, я непременно подержу твои волосы, чтобы ты не забрызгала их своей рвотой.

Он бросается вперед, мимо меня, хватает с журнального столика ключи и вылетает из дома. Мне не остается ничего другого, кроме как последовать за этим дешевым понтокрутом, как хорошей девочке .

Ублюдок .

– Я надеюсь, что ты там накручиваешь себе чертовски красивые кудряшки, раз собираешься так долго! – рявкает Коллинз из-за двери.

Я закатываю глаза и делаю последнюю затяжку, прежде чем потушить свой косяк о плед, оставляя еще одну прожженную дырку на банальном шелковом покрывале.

Не могу поверить, что и вправду живу в этом чертовом доме.

Я злюсь на себя за то, что до сих пор не свалила отсюда, но я не могу поступить так с парнями. Они заслужили мою преданность до последней капли, а я никогда никому не была предана, даже если они этого не знают.

В этом вся разница между настоящей верностью и необходимостью оставаться в лучшей форме, потому что сильнейшим живется комфортнее – искреннюю преданность не нужно открыто демонстрировать или во всеуслышание заявлять о ней. Она не менее могущественна, а может, и более, когда проявляется в тишине.

Мне не нужно говорить им о том, почему я на самом деле здесь. Мне нужно, чтобы шантаж этого придурка никак их не затронул, чтобы они о нем даже не узнали.

– Две минуты. И ни минутой больше, – произносит он таким тоном, будто его слова имеют для меня значение.

До меня доносится какой-то шум, а потом топот шагов по уродливой спиральной лестнице.

Я смотрю на часы, жду, когда пройдет ровно три минуты, и только потом встаю, всовываю ноги в пару шлепанцев, которые я спрятала среди того отвратительного дерьма, которое Коллинз накупил вчера, чтобы помочь мне «поднять мой статус».

Иди на хрен, пожалуйста.

Он такой тупица, что просто не верится.

Я поворачиваюсь к зеркалу в золоченой раме и оглядываю себя с головы до ног.

Глупая девчонка, которая не в силах отпустить тех троих, кого сама от себя отталкивает.

Ирония в смене событий.

Я поднимаю с пола рюкзак и волочу его за собой, расправляя плечи, когда дохожу до последней ступеньки.

Коллинз оборачивается и впадает в ступор при виде меня.

– Какого хрена?

Он оглядывает темно-фиолетовое платье-свитер из кашемира, которое сам и выбрал. Теперь оно разрезано по бокам, и кончики свободно завязаны, демонстрируя мой черный бюстгальтер-майку. Его взгляд опускается к купленным им же «чулкам», на которых теперь зияют дырки в стратегически важных местах – слева сбоку и справа в верхней части бедра, уходящая под ткань платья.

В области стоп у них теперь тоже недостает нескольких дюймов.

Я не завила волосы, как он надеялся, а собрала их в тугой конский хвост на затылке – только потому, что они без конца прилипали к этому дурацкому материалу.

Он посмел попросить меня срезать синие кончики, и я добродушно послала его в задницу.

– Это платье стоило четыреста долларов. – Он в бешенстве буравит меня взглядом.

– Я же говорила тебе – не покупай. К тому же для тебя это копейки, правда же?

Он подлетает ко мне.

– Мне нужно, чтобы ты, мать твою, соответствовала образу. Ты сама согласилась на это.