Елена Маючая - Добро пожаловать на тот свет

Я послонялась по квартире и, не найдя ничего нового или необычного, заскучала. Пытаясь себя хоть как-то развлечь, решила пойти в общий коридор. Напялила старые стоптанные туфли (на очень сплошной подошве, к черту все каблуки) и открыла дверь, которую, как выяснилось, никто и не запирал.

Как только я оказалась в коридоре, тотчас столкнулась с Захаром, как говорят лоб в лоб, создалось ощущение, что он специально ждал меня все это время. Я смутилась, но спасаться бегством было поздно, поэтому взяла себя в руки, и, напустив небрежный вид, сказала: «Привет!».

– Привет, – улыбнулся он, – отдохнула, выспалась?

У него чудный голос: очень вкрадчивый, не низкий, не высокий, мне жутко понравился тембр.

– Да, отдохнула. Это ты мне столько еды оставил? – я знаю, что говорить «ты» незнакомому человеку не очень хорошо, но это «ты» вышло очень естественно, просто, как будто Захар уже разрешил к нему так обращаться.

– Да, я. Пойдем, – это не был приказ, но я безропотно поплелась следом.

Мы направились, как потом выяснилось, в противоположный конец коридора, шли минут десять (он был очень длинный) практически молча. Всю дорогу я потихоньку разглядывала Захара. Мне не встречались люди похожие на него. Замечательная внешность!

Я еще вчера (если здесь уместно это слово и понятие суток) приметила, что он высокий, черноволосый и очень смуглый. Однако, идя с ним рядом, рассмотрела, что он не просто темноволосый, а угольно-черноволосый. Отменная шевелюра: волосы удивительно густые, блестящие, аккуратно причесанные, почти до плеч. Цвет лица его был желто-коричневый. При таких волосах и коже он мог сойти за азиата, если бы не глаза: большие, европейского разреза, с высокими веками, очень выразительные, глубокого серого цвета, как мокрый бетон. Владелец таких очей запросто мог править миром без слов, что он, по всей видимости, и делал, этот Захар. Когда мы перекидывались парой слов, он смотрел на меня так, будто я совсем голая, но это ему ни капельки не интересно. Я не ощущала дискомфорта под таким взглядом, но и уютно тоже не было. Я чувствовала себя словно пациент на приеме у знаменитейшего профессора, которому этот профессор безошибочно ставит диагноз неизлечимой болезни. То есть уверенно, но обреченно.

Нос у Захара не был чем-то примечателен, обычный, тем и хорош. Вот нос крючком очень запомнится, но вряд ли украсит своего хозяина, а у Захара он просто не привлекал к себе внимания, не отвлекая последнее от глаз, волос и красиво очерченного рта с чуть опущенным уголком с правой стороны, отчего Захар выглядел немного грустным. При всем при этом у него были еще и изогнутые смоляные брови, и румянец, как у школяра, который прогулял уроки и несколько часов кряду катался на горке в морозный день, а может у Захара был просто высокий гемоглобин, этого я не знала.

Высокий рост предполагает сутулость, но его осанке мог позавидовать любой офицер. В плечах он был шире меня раза в два. Походку имел чуть пружинящую, спортивную. Словом, пройди он мимо меня там (ну, вы поняли где), я обязательно обернулась бы. Но там я не встречала никого даже слегка похожего на него.

Голова у Захара посажена прямо по-царски, очень гордо. Когда он поворачивал ее ко мне, то слегка поднимал вверх подбородок и смотрел сверху вниз, но не уничижающе, а просто снисходительно. Одет был во все черное: брюки, рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, дорогие (уж в обуви я кое-что смыслю!) туфли. Безымянный палец его сжимало очень интересное кольцо из желтого металла с темным камнем – круглым и едва прозрачным. Едва, но не совсем, потому что я заметила там, внутри камня, какое-то движение похожее на пузырьки, всплывающие в стакане газировки, но что это было, точнее описать не могу. Он заметил, с каким интересом я разглядывала перстень, и, очевидно, это ему не понравилось, поэтому Захар засунул руку в карман, а позже я сама забыла о кольце.

Мы шли молча, изредка навстречу попадались люди, выходившие из разноцветных дверей, они приветствовали Захара, с интересом разглядывали меня, здоровались друг с другом и садились на скамеечки вдоль стен. «Совсем как в деревне, на завалинке, когда нечего делать и охота полузгать семечки и почесать языками», – невольно сравнила я. Захар вполоборота зыркнул на меня и с силой сказал:

– А им действительно нечего делать, только ждать, и они ждут.

Я не задавала вопроса, я вообще вслух ни слова не говорила, он читал мои мысли. Неприятно. Я подумала, что моя голова, моя вовсе некрасивая голова, для Захара обычная книга, типа детских сказок что ли, открытая на нужной странице, которую он перевернет, предварительно плюнув на длинные худые пальцы. Пренеприятнейшее ощущение! И еще я подумала, что он уже и это «прочитал», и специально (пусть читает) про себя сказала, что он красивый, может, не для всех, но для меня точно красивый мужчина.

– Ты, правда, так считаешь?! Да? Я красивый? – и румянец на его щеках стал еще ярче.

– Да. Правда! Красивый и очень необычный, ты мне нравишься. Слушай, а обязательно читать мои мысли? – спросила я уже вслух.

– Я должен знать каждую мелочь про всех вас, – он обвел взглядом меня и двери по разные стороны коридора, подразумевая тех, кто жил или умирал (не знаю, как правильней выразиться) за ними. – Не думай об этом. Роза, мне нравится твоя «книга сказок», обещаю, что не буду плевать на пальцы.

– И на этом спасибо.

Я, вообще-то, сговорчивая, если надо перекапывать мои куриные мозги, копайте, я согласна, но не обижайтесь, если испачкаетесь в курином помете, намешанном в этих самых мозгах. Да и вряд ли там есть что-то интересное, я не обременяю себя заумными размышлениями, и те же учителя никогда не считали меня способной.

Он рассмеялся, даже шаг замедлил, потом откашлялся и ответил на немой вопрос в моих глазах:

– Ты смешная, симпатичная и очень добрая. И, пожалуйста, не трогай веснушки, они тебе идут. И еще, никого и ничего не бойся, тебе здесь будет хорошо, у нас никто никого не обижает. Договорились?

Моя курья голова кивала: «Да, мол, хорошо», но почему-то крутилась Катина фраза «знаешь, везде мертвые котята…». Как же! Не обижают!

– Ничего, сама все поймешь, но немного позже. А сейчас нам сюда, – и так как я читать мысли не умела, он указал на нужную дверь рукой и открыл ее передо мной.

Она была самого обычного белого цвета, не черная, не цветная – обычная белая дверь.

И комната тоже вполне обычная. Просторная, с окном, с уютным кожаным диваном, креслом и журнальным столиком, на котором стояли две белые фарфоровые чашки, и, судя по аромату, витавшему в воздухе, в них был свежесваренный кофе. Возле стены стоял полированный сервант, а в вазе на окне полно цветов. Пол был устлан толстым бордовым ковром, и поэтому, не дожидаясь приглашения, я сняла туфли и оставила их у порога. Захар прикрыл дверь, жестом пригласил пройти к дивану, разуваться он не стал.