Ольга Борискова - Он – мой лёд

Анохина молчала. Привыкнув к темноте, я начала различать контуры мебели, неясные детали комнаты. С улицы раздался резкий звук автомобильного гудка, затем вновь повисла тишина. Поняв, что не усну, я присела и, подобрав ноги, обвила их руками.

– Знаешь, – заговорила снова, – весь этот год я пыталась понять его. Пыталась понять, что двигало им эти годы. Два года, Маш. Два года мы катались вместе. Это ведь не две недели и не два месяца…

Неожиданно для самой себя я поняла, что впервые говорю о наших с Тимуром отношениях настолько откровенно. Только откровенность эта не осталась бесследной для меня же самой – горло сдавило, к глазам подступили незаметные в темноте, но хорошо слышащиеся в голосе слёзы. А я-то думала, что больше не плачу… Даже находясь за тысячи километров от меня, проклятый Богданов делал меня слабой.

– Почему он так относился ко мне? – тихо спросила я. Не подругу, может быть, саму себя, а может быть, пустоту.

Машка заёрзала, и я поняла, что она тоже присела в постели. Судя по всему, сон сегодня не грозил ни одной из нас.

– Тут все просто! Он завидовал тебе, – вдруг выдала она.

Мышление у неё вообще было странное. Порой казалось, что она смотрит на некоторые вещи с тех сторон, с которых другому человеку бы в жизни на них взглянуть не подумалось.

– Мне? – не скрывая скептицизма, переспросила я.

– Да, – немного подумав, подтвердила Маша. – Когда вы встали с ним в пару, у тебя, фактически, не было никакого прошлого. Над тобой ничего не довлело, Оль. Как бы странно это ни звучало, ты была свободна. Да и возраст… Сколько ему сейчас?

– Двадцать пять.

– А тебе только двадцать недавно исполнилось! – в тишине послышался её выдох. – С одной стороны – не так много для парника, а с другой…

– Ерунда это всё, – отмахнулась я и, откинув одеяло, поднялась. Подошла к окну и повторила по слогам: – Е-рун-да.

Небо было чистым, висевшие в вышине светлячки звёзд напоминали рассыпанные по чёрному бархату бриллианты.

Распахнув окно, я впустила в нашу квартирку свежий ночной воздух. Услышала шаги позади.

– Не ерунда, – возразила Маша. – Ты сама знаешь, что такое в фигурном катании пять лет.

– Ему же не тридцать, – губы мои невольно тронула грустная улыбка.

Встав рядом, Машка опёрлась локтями о подоконник.

– Тем более, с его данными. Каким бы он не был мерзавцем, таланта у него не отнять. Да и чисто внешне…

На этот раз подруга просто презрительно фыркнула.

– На себя посмотри, – она как будто даже немного разозлилась. – Сама красавица ещё какая. И таланта у тебя ничуть не меньше, чем у него, Оль! У тебя все впереди, а насчёт него… тут я бы поспорила. Амбиций много, но что от них толку? Он же понимал, что в то время, когда ты только раскрываешься, его звёздочка катится к закату…

– Не сочиняй, – устав слушать её бредни, только и сказала я. Отошла от подоконника и, включив свет, позвала: – Пойдём чаю выпьем, раз уж всё равно не спим.

– Я не сочиняю, – никак не успокаивалась Машка.

Как были босые, в тонких пижамных майках и белье, мы вышли на кухню. Тряхнув головой, Маша провела по тёмным волосам. Включила чайник и уверенно посмотрела на меня:

– Тимур просто-напросто начал тебя под себя подминать. Хотел, чтобы без него ты себя чувствовала никем и, надо сказать, у него это получилось. Сама подумай: что было бы, если б ты поняла, что с кем-то другим шансов у тебя больше? Что бы он стал делать?

– Хватит! – оборвала её я уже раздражённо. – Когда мы встали в пару, ему было двадцать два, Маша. Двадцать два. Поэтому то, что ты говоришь… – я приподняла руку, не желая ни продолжать, ни слушать и повторила. – Хватит.

Должно быть, она и сама поняла, что в словах её нет никакой логики, потому что продолжать не стала. Взяла чашки и, поставив на стол, опустилась на деревянную табуретку. Волосы её рассыпались по плечам, в глазах отразилась задумчивость.

– Тогда не знаю, – наконец выговорила она, и смысла в этом было куда больше, чем во всём, что она сказала раньше.

– Вот и я не знаю, – слушая, как шумит вода в чайнике, отозвалась я.

Зависти со стороны Тимура не было никогда. Всё, что было – ненависть. Обычная, неконтролируемая ненависть, выросшая из ниоткуда и не имеющая под собой ничего рационального. Чёрная, жгучая ненависть, вот и всё.

Оля

Самолет приземлился в Москве ранним утром. Одиннадцать часов в воздухе, а впереди еще перелет до Саранска. Вся наша немногочисленная группа расположилась в зале ожидания и как никогда ждала объявления рейса.

– У меня всё болит! – прохныкала Маша, пытаясь размять затёкшие мышцы. – Господи, как спать-то хочется…

Бессонная ночь не прошла бесследно. Спать действительно хотелось так, что я бы многое отдала за несколько часов в тихом гостиничном номере. Болтаясь в небе над океаном, я сумела на пару часов задремать, но толку от этого не было никакого.

– Даже знать не хочу, что вы с Журавлёвой делали ночью, – проговорил разлёгшийся рядом в кресле Жаров, вяло покручивая в руках наушники от телефона.

– Да кто же тебе скажет, – язвительно отозвалась подруга, слегка скривив губы.

Паша смерил её как будто оценивающим взглядом и хмыкнул.

Недолго думая, Машка выхватила у него телефон. Вот только улизнуть ей не удалось – Жаров тут же перехватил её руку и рванул на себя.

Что и говорить, реакция у него всегда была отменная. Немного понаблюдав за их вознёй, я пошла в другой конец зала.

Как будто назло, над Москвой разразилась настоящая снежная буря. На табло то и дело появлялась информация о всё новых задерживающихся рейсах, наш среди которых исключением, увы, не стал. Буря… Вот и внутри у меня была как будто бы буря. Ожидание, волнение, усталость: всё смешалось в одно. Снежная буря, льдинки в синих глазах…

Тяжело вздохнув, я остановилась у кофейного аппарата и бегло прочитала примитивный список предлагаемых напитков, сама не зная, хочу ли я что-нибудь или нет.

Внезапно на плечо моё опустилась ладонь: широкая, тёплая, мужская.

Испуганно вздрогнув, я резко обернулась и, наткнувшись взглядом на Рудова, выдавила улыбку.

– Ром… это ты, – голос мой прозвучал как-то сипло, неуверенно.

– Оль, что с тобой? – Рудов пристально вглядывался в моё лицо.

Что выгляжу я погано, мне было известно: бледная, с залёгшими под глазами тенями. Чуть раньше, вытряхнув перед зеркалом в женском туалете дорожный набор косметики, я попыталась привести себя в порядок – бесполезно. Можно было списать всё на ночь, которую мы с Машкой так и провели на кухне, не ложась, на перелёт, вот только я знала – это тут ни причём.

– Ты вся как на иголках с тех пор, как мы вылетели из Америки, – продолжил он.