Татьяна Воронцова - Возьми его, девочка!

Ей стало неприятно. Дурной знак! Неужели придется теперь каждый вечер засыпать под пресловутый скрип кровати и сладкие вздохи сестренки за стеной? Думать о том, как бы не столкнуться с ней на входе-выходе из ванной… или, хуже того, с ним… стыдливо отворачиваться при виде багровых отпечатков на ее шее – укус? поцелуй? – брошенного впопыхах полотенца, идиотски блуждающей улыбки счастливой, поглупевшей от избытка качественного секса женщины.

К тому же в субботу вернется Данила, укативший на каникулы с одноклассниками в Питер. Как он отнесется к появлению в доме постороннего мужчины? Четырнадцать лет – трудный возраст. Сумеют они поладить или нет? Трудный возраст, да он и раньше не был простым ребенком. Замкнутый, агрессивный. Низкая успеваемость, неудовлетворительное поведение, прогулы… ох.

Мальчику не хватает отца (большое спасибо, любезнейшая Виолетта Андреевна, вы опытный педагог и умеете бить по больному), вам следует уделять ему больше времени (неужели?.. а кто будет зарабатывать – да, да! – банально приносить деньги на пожрать) или найти ему какое-нибудь занятие, например, отдать в спортивную секцию.

Отдать. В секцию. Вера чуть не рассмеялась ей в лицо. Это все, на что способна сегодня славная наука педагогика? Можно подумать, на белом свете есть мать-одиночка, которая не попыталась бы хоть однажды отдать свое неуправляемое чадо в секцию! Увы, и здесь от нее мало что зависит. Привести лошадь к водопою может и один человек, но даже пятьдесят человек не заставят ее пить.

Столкнуться довелось не с ней, а с ним. В полвторого ночи Вера вышла на кухню ополоснуть чашку, а там на подоконнике сидел Алекс и курил, мечтательно глядя на улицу с высоты девятого этажа. Слабый ветерок, врывающийся через приоткрытую створку окна, шевелил его темные, как у цыгана, волосы.

В первый момент ей захотелось повернуться и уйти обратно в комнату. Но потом она сказала себе: «Какого черта? Кто здесь хозяин, ты или он?» Спокойно подошла к раковине, помыла чашку, со звоном водрузила, перевернув, на сушку для посуды, вытерла руки… и обнаружила, что Алекс с интересом наблюдает за ней. Встретив ее враждебный взгляд, он не смутился, не отвернулся.

– Когда надумаешь идти спать, вытряхни, пожалуйста, пепельницу, – произнесла она безразличным тоном. – Не оставляй до утра.

– Обязательно.

Она чуть было не добавила: «И не сиди тут долго, простудишься». Ветерок казался прохладным, а парень сидел в расстегнутой рубашке навыпуск и старых джинсах с подвернутыми штанинами, открывающими узкие щиколотки. Стоптанные теннисные тапочки он надел на босу ногу, видимо, второпях. Лежал, а потом выбрался из постели, чтобы вдохнуть привычный горький яд. Много курит, очень много. Зависимый. С кучей дурных привычек… Стоп! Стоп! Прекрати немедленно!

– Так ты Алексей или Александр?

– Александр. – Выпуская дым из ноздрей, он щурился, что придавало ему вид усталый и высокомерный, как у актера, обремененного славой. – Мою добрую матушку во время беременности угораздило подпасть под очарование личности Александра Македонского, так что участь моя была решена.

– В самом деле? – Вера невольно улыбнулась. – В наше время стало модным перекраивать имена на иностранный манер. Русские говорят Саша, англичане и американцы Алекс.

– Вообще это имя происходит от греческих слов, «алекс» – защитник и «андрос» – мужчина, – заметил он, немного помолчав. – Так что я не возражаю ни против Алекса, ни против Саши.

– Защитник, – повторила она. Просто вырвалось.

Он мгновенно уловил сарказм. Кивнул с преувеличенным раскаянием.

– Знаю, я не произвожу впечатление сильного мужчины.

– И, похоже, гордишься. Ладно. Меня это не касается.

Он молча смотрел на нее, не делая ни малейших попыток оправдаться. И Вера вдруг почувствовала себя круглой дурой. Вот так, ни с того ни с сего. Стоит тут посреди кухни в домашнем халате и препирается с любовником младшей сестры – фу! Одновременно пришло прозрение: он действительно только что выбрался из постели. Выбрался, почувствовав страстное желание выкурить сигаретку, а желание это, как правило, появляется у мужчин после бурного секса. Если бы она легла спать в обычное время, то имела бы счастье насладиться звуками джунглей, но засидевшись допоздна в библиотеке, за плотно закрытой дверью, с окнами на оживленный проспект, банально все пропустила. Повезло.

Назавтра, отчитав две пары в Историко-архивном институте, Вера вернулась пораньше домой с твердым намерением заняться уборкой и другими делами, которые накопились за последнюю неделю, прожитую как в кошмарном сне. Так. Первым делом загрузить стиральную машину. Перевернув корзину, она вытряхнула все тряпье на кафельный пол и принялась сортировать по цвету. Под руку ей попалась синяя клетчатая рубашка Алекса. Рефлекторным движением Вера отбросила ее, как мерзкое насекомое, но продолжала сидеть на корточках, не спуская с рубашки глаз.

Медленно протянула руку. Коснулась плотной байковой ткани, смягченной многократными стирками. Погладила клапан кармана. Отвернулась. Немного посидела, разглядывая узор на кафельной плитке, потом решительно взяла рубашку в руки, встряхнула, развернула, расстелила на коленях и принялась внимательно изучать. Ей было стыдно и противно, но заставить себя оторваться от этого занятия она не могла.

Воротничок вытерся на сгибе и размахрился на уголках. Манжеты тоже выглядели потрепанными. Верхняя пуговица отсутствовала. Покраснев до ушей, Вера поднесла скомканную рубашку к лицу и осторожно потянула носом. Да, этот запах… запах мужчины. Не пота и не грязи, потому что при всех своих недостатках он чистоплотен, а именно мужской кожи с легкой примесью почти выдохшегося аромата туалетной воды.

Нет, нет, сейчас главное не думать. Не думать о том, что все они в конце концов оказываются ничтожествами… мелочными, примитивными существами с колоссальными запросами и непомерными амбициями. Недостойные мысли среднестатистической разведенки, склонной во всех своих неудачах винить кого угодно, только не себя.

Неловкими, торопливыми движениями, каждое из которых выдавало скрытое раздражение, она затолкала в барабан все майки, фуфайки, пижамки, и, немного помедлив, отправила туда же вывернутую наизнанку клетчатую рубашку. А потом часа два или три скребла, мыла, чистила без остановки, пока в замке входной двери не защелкал ключ, возвещая о прибытии еще как минимум одного обитателя коммуналки, в которую превратилась уютная, благоустроенная четырехкомнатная квартира на Олимпийском проспекте. Стараясь не прислушиваться к звукам, доносящимся из коридора, Вера сосредоточенно терла губкой варочную поверхность газовой плиты. Но она, конечно, уже догадалась, кто пришел.