Ирина Минаева - Три часа утра

С утра она взялась за очередную книжку, а девицы – Аська, Раймонда и Наташка Никитина – сели внизу играть с Александром Артемьевичем и ещё одним преподавателем, которого он привёл из другого вагона, в «веришь – не веришь». Их хохот утихал лишь на очень короткое время. Что бы он ни сказал, всем почему-то его реплики казались крайне остроумными, хотя нёс он всё, что в голову взбредёт:

– Вить, ты рюкзак-то свой нашёл? У него вчера рюкзак студенты несли, он его потом искал-искал…

Взрыв хохота. Вступает Витя:

– Сам я всё нёс! Где вот только мой пакет?

– Пакет-то ладно, ты сначала рюкзак найди!

Радостный смех.

– А как он сапог вчера потерял… «Граждане, у вас нет тут лишнего сапога?» Граждане тут же разносят по всему вагону студентам: «Ваш руководитель сапог потерял!» Студенты извиняющимся тоном объясняют: «Он у нас доцент!» Всем вагоном искали: «Вот, есть, у нас есть сапог!» – «Да что вы, это мой!» – «А вы знаете, который час? Он у вас без сапога ночь поспать никак не может?» «Нет, давайте найдём. Он не заснёт, он волноваться будет!»

Восторженный хохот на весь вагон.

После этого он поднял вдруг голову и сказал:

– Потише, мы девушке читать мешаем! Как её зовут? Лора? Лора, мы вам очень мешаем?

– Нет, не очень, – холодно сказала Лора, не отрываясь от книги.

– Да бросьте вы её, идите к нам!

– Спасибо, не хочется.

Потом выяснилось, что на вокзале Раймонда с Аськой напросились, чтобы он и Витя-доцент накормили их мороженым, и, кроме того, договорились, что встретятся в воскресенье в пять часов около цирка. Лоре и Наталье объявили персонально: «Они сказали, что ждут всех!» Лора фыркнула и ответила: «Не дождутся», Наталья засмеялась: «Разве с Аликом съездить?..» В воскресенье у Аськи с Раймондой наклюнулось ещё одно мероприятие, поехать в цирк они пытались уговорить Лору – разумеется, безуспешно. Так и заглохло это дело на корню.

Лора смотрела в окно троллейбуса на проносящиеся мимо здания, пестрящие разноцветными огнями реклам, и кусала губы. Ощущение праздника исчезло безвозвратно, настроение упало. Чего-то было жалко, что ли… но чего?..

Он вышел в центре – Лора не поняла, на какой остановке, да, собственно, разницы большой не было. Ей захотелось вдруг ещё раз увидеть эти удивительно горячие смеющиеся глаза. Она посмотрела за окно и неожиданно поймала его взгляд. Глаза не смеялись – смотрели устало и вроде бы с легким сожалением.

Она тут же отвернулась.

Стасенька скучала недолго – не прошло и часа, как в коридоре послышались быстрые шаги, и дверь распахнулась. В комнату вошёл как к себе домой незнакомый высокий бородач с чёрными лохматыми волосами.

– Привет, – весело поздоровался он и тут же, слегка смутившись, поправился: – Я хотел сказать «Добрый вечер». А Юлий где?

– Не знаю, – ответила Стасенька. – Вообще-то он уехал в свой кабак…

– Давно? Я туда звонил, мне сказали – он заболел. Что с ним такое?

Стасенька быстро подумала и не моргнув глазом выдала диагноз:

– Что-то типа ангины. Простудился где-то…

– Всё ясно, – бородач по-хозяйски уселся на диван и раскрыл портфель. – Было бы странно, если бы он не простудился. Полчаса, наверно, проторчал вчера раздетый на морозе, пока уговорил свою распрекрасную Мэри вернуться.

– Куда вернуться? – спросила навострившая уши Стасенька.

– В кабак, куда же ещё… – бородач вынул из портфеля банку варенья, градусник, пачку горчичников и целлофановый пакет с какой-то сушёной травой. – Закатила ему очередную сцену, выскочила, в чём была, – вроде как ловить такси. Я минут пять подождал, чувствую – это надолго. Вынес ему куртку, потом снова выхожу и вижу чуть ли не идиллическую картину: она в его куртке, уже под машины не кидается, а, напротив, вдохновенно лепечет что-то про звёзды и тычет пальцем в небо. Он весь трясётся от холода, однако добросовестно пялится в указанном направлении… Ну, я озверел, впихнул их обоих обратно, но ему, видимо, уже хватило…

– Он что, её любит? – спросила Стасенька слегка недоумённо.

– Любил бы – было бы понятно, – хмыкнул бородач. – Впрочем, это его личное дело. Так зачем он туда пошёл-то, если болеет? Незаменимый?..

– Видимо, да! – засмеялась она.

– Меня Александр зовут, – помолчав, сообщил бородач.

Стасенька представилась.

– А он вам, простите, кто? – спросил Александр.

– Он – мне? Ну-у… знакомый!

– И давно вы знакомы?

– Не очень. А вы?

Бородач усмехнулся.

– Да года два уже, наверно…

Познакомились они так. Молодой, подающий надежды ассистент кафедры зарубежной литературы Александр Артемьевич Игнатьев, только что завалив кандидатский экзамен по английскому, сидел в парке на скамеечке, уставившись пустым взглядом себе под ноги. Мимо проходило много всякого народу, и из всех только Юлий остановился и спросил без долгих предисловий:

– У вас случилось что-нибудь?

– С чего вы взяли? – мрачно поинтересовался Александр, с усилием отрывая взгляд от своих ботинок и переводя его на величественные сапоги памятника Максиму Горькому. – Сижу, никого не трогаю…

– …починяю примус, – с мечтательной улыбкой закончил Юлий.

После этого Александру стало уже понятно, что Юлий – «свой», но он всё-таки ещё спросил:

– А с чего тебе вздумалось вдруг к незнакомому человеку чуткость проявлять?

– А я без предрассудков, – сообщил ему Юлий. – Впрочем, можно познакомиться.

Они посидели ещё в парке, сходили в кино, погуляли по городу. Узнав о заваленном экзамене, Юлий хмыкнул:

– Мне бы твои заботы.

За какие-нибудь три дня он натаскал его так, что экзаменационная комиссия в полном составе выпала в осадок, а завкафедрой романо-германской филологии впоследствии дважды пытался переманить Александра к себе, расточая похвалы его лингвистическим способностям.

– Ты знаешь, почему он институт бросил? – спросила Стасенька, незаметно перейдя на «ты».

– Да, – сказал Александр, но развить эту тему почему-то не пожелал. – Ну, где же всё-таки его носит? Двенадцать уже доходит…

– Как – двенадцать? – встрепенулась Стасенька. – У нас общагу в одиннадцать закрывают!

– Правильно делают, – усмехнулся Александр.

Стасенька задумалась. С одной стороны, Рожнов мог, как обычно, приползти ночевать в их 814-ю и, не обнаружив её там, сделать соответствующие выводы. Лора его, к тому же, разумеется, выгонит, и он с горя может отправиться искать приют у более свободомыслящих особ, благо таких в общаге хватает. Но зато с другой…

Стасенька с удивлением отметила, что одна только мысль о скором возвращении Юлия вызывает у неё не то чтобы сердечный трепет, но что-то вроде того: легкую нервную дрожь почему-то в районе желудка.

– Я только про примус не поняла, – сказала она Александру. – Почему тебе после этого стало ясно, что он – свой?