Евдокия Гуляева - Азартная игра со скрытым Козырем

– Мила Львовна брезгует! – громко заорал кто-то и следом посыпался целый ряд остроумных реплик: – За общий стол не сядет! … – Может она только с твоих рук не ест, а, Козырь?

– Как хочешь… это твой выбор… – холодно бросил мне Козырев и уже громко, для всех, добавил, – Развлекайтесь, ребят, она ваша!

***

Выжидательная тишина стояла всего несколько секунд, но для меня эти секунды, по ощущениям, растянулись в минуты. Все вокруг, словно замерло в преддверии жуткого зрелища: застывшие без движения мужские фигуры, застывшие лица, с пугающим отсутствием жизни в их стеклянных глазах. Их рты застыли в призывных выкриках, но ничего… вокруг лишь тишина… Я слышала только громкие удары своего сердца.

А потом начался ад…

Словно по небрежному щелчку включился звук и, вместе с ним, все вокруг меня пришло в оживлённое движение. Я вскинула голову и спешно огляделась кругом, на короткое мгновенье не поверив в происходящее. Предполагала, что мой принципиальный отказ приведет его в бешенство и в моей голове мелькали разные варианты дальнейшего развития событий. Я готова была к каждому из них, но никак не ожидала именно такого приказа!

Растерялась. Я до сих пор надеялась, что мои погоны отпугнут его. Я – следователь прокуратуры при исполнении! Убедила себя в том, что он просто блефует, пытаясь меня напугать, но, как только он снова, по-хозяйски вальяжно, откинулся на спинку своего стула, приняв удобную позу и скрестив руки на своей груди, я отчетливо поняла, что вот теперь для меня игра точно закончилась.

С осознанием и на место растерянности сразу пришла паника. Как только круг мужчин стал смыкаться, как только я увидела в их глазах застывший блеск нездорового азарта – страх опоясал мое тело. Будто стальным обручем намертво стянул грудную клетку, не позволяя дышать. В таких условиях и захочешь сделать вдох – не получится. Из пересохшего от ужаса горла вырываются наружу только придушенные хрипы…

Куда уж там, бороться с мужиками, обезумевшими от похоти!

Меня схватили, подняли вверх и со всего размаху бросили на край стола. Тут же, совсем рядом, не отходя далеко от Козыря. Громко звякнули тарелки, посуда полетела на пол, усеивая его множеством мелких осколков… Кто-то сдирал форменный пиджак… Кто-то рванул полы белой блузки в стороны с такой силой, что маленькие пуговицы разлетелись и весело заплясали по столу… Кто-то задрал мою юбку, обнажив бедра…

Их руки были везде! Бесстыдно шарили, больно сминали, раздирали… но я совсем не чувствовала их. Все мое существо превратилось в холодную боль. На моем теле чужих рук оказалось так много, что чувствительность просто отключилась. В глазах от страха потемнело… Я не различала фигур, лиц, глаз – все слилось в один неописуемый кошмар…, и я в самом его эпицентре!

От злости на свое бессилие даже слез нет.

Самое страшное началось тогда, когда к моему телу вернулась чувствительность. Отпихивая обезумевших мужчин ногами, изо всех сил предпринимала попытки вырваться, громко мычала, как немое, раненое животное, хрипя от удушающей безысходности. Ревела, не открывая рта, стараясь отодвинуться, отползти… Мотала головой из стороны в сторону, цеплялась скрюченными от страха пальцами за скатерть, сминая, сгребая ее под себя, стягивая ткань вместе с посудой, стараясь выползти из-под множества рук, но мое яростное сопротивление лишь забавляло и все больше раззадоривало шальных от вседозволенности насильников.

На задворках сознания, яркой сигнальной ракетой вспыхнула и начала медленно гаснуть трагическая обреченность, когда почувствовала, как кто-то из мужчин пытается проникнуть в меня сухими пальцами и лишь тогда я повернула свою голову в сторону, стеклянными от страха глазами уставившись на застывшую фигуру Козыря, который, сидя все там же, в той же позе, совсем рядом, не отводил от меня янтарных глаз в которых блестело подчёркнутое равнодушие.

Ему было плевать на мои погоны, он не считался с моей должность… он просто перечеркнул меня…

– Я съем! – лихорадочно шепчу ему, едва шевеля непослушными губами, – Съем!!! – надрывно кричу, раздирая свое горло.

В ответ на мои слова только мужской рваный выдох сквозь плотно сжатые зубы…

– Прочь!!! – от его разъяренного рыка дрожь прошла не только по моему телу потому, что все вмиг прекратилось и мужчины вокруг меня настороженно замерли.

***

А потом и вовсе отошли… все разом, как будто штормовая волна схлынула, оставив в покое мое тело, растрепанное, на первый взгляд, неуправляемой стихией.

Все еще лежа на самом краю стола, я перевернулась на живот и сползла, вставая на пол. Одернула вниз по ногам юбку и стянула на груди дрожащими руками края порванной белой блузки, прикрывая от множества сальных взглядов полупрозрачный верх кружевного бюстгальтера, который так и не успели с меня содрать. Чувствую, как по моей коже бегают липкие мурашки отвращения, вверх по ногам, нагло забираясь прямо под юбку. Хочу… нет, до нетерпимости желаю стряхнуть их и до покраснения растереть руками свою кожу, до тех пор, пока этот противный зуд, спровоцированный чужими прикосновениями, не прекратится совсем.

Едва сдерживаюсь, чтобы не обнажить перед всеми собравшимися свое непростительное слабоволие, поэтому сжимаю ткань блузки в кулаки и буквально заставляю себя поднять взгляд на Козырева. Неотрывно смотрю в его жестокие беспощадные янтарные глаза, и мне кажется, что с меня сдирают остатки одежды вместе с кожей, и они рваными ошметками падают прямо мне под ноги… да и черт с ними! Главное, что к его ногам брошена моя профессиональная честь…

– Мила Львовна, – прерывает напряжённое противостояние наших взглядов Козырев, – приведите себя в порядок и возвращайтесь к столу. Только не заставляйте всех нас себя ждать… – сделал тягучую паузу и тут же добавил, – Надеюсь, я могу верить вашему слову?

– Можете верить, – едва шевеля бескровными губами ответила ему, затем наклонилась и, отпустив края своей блузки, подняла с пола форменный пиджак, содранный с меня кем-то и то самое треклятое яблоко. Сжимая его в своей руке, уверенно произнесла, – я съем. Обещаю.

Он больше не произнес ни слова, лишь удовлетворённым кивком головы указал мне в сторону выхода и я, развернувшись к нему спиной зашагала из зала прочь, отстукивая точный ритм высокими каблуками своих туфель…

Ко мне больше никто не прикасался. Все тот же провожатый, недовольно пыхтя, шел за мной следом, односложно указывая мне дорогу. В подвал спускаться не стали. К моему удивлению, мы поднялись на пролет выше и мой сопровождающий остановился, открывая мне первую правую дверь, по всей видимости, гостевой ванной. Издав циничный смешок, впустил меня внутрь, а сам остался снаружи, в коридоре.