Светлана Рябова-Шатунова - В глубинах Незримого…

– А как же Степан? Он же любил вас, – спросила её Анна.

– А что Степан? И он от меня отвернулся. Не пошёл против людей. А я уже знала, куда мне идти. Земля слухами полнилась. За топкими болотами жила старая знахарка. Все ведьмой её звали. Вот к ней-то я и подалась. Не знаю, каким чудом прошла я все эти болота… Нашла ее лачугу и стала к ней проситься в ученицы. Но та меня сразу не приняла. Жестко меня встретила, выгнала. Я три дня возле её дома в деревьях жила, продрогла вся, заболела, с голоду сознание стала терять. Вот такую она меня и нашла. Только вот очнулась я уже в тепле, на кровати. Старушка эта у печи с отварами что-то колдовала. Меня пить заставляла, обтирала моё тело травами настоянными. Через недельку была уже, как новенькая. «Ладно, – говорит она мне, -оставайся, мол, живи у меня, будешь помогать, а заодно и посмотрю, на что ты способна». Про меня она ничего не спрашивала, говорила, что и так всё знает, да и про себя мне никогда ничего не рассказывала. Многому я у неё научилась. Мефодий всё ко мне по ночам приходил во снах, орала дурниной. Так он в одну из ночей опять мне приснился, да все грехи начал мои вспоминать, да кидаться на меня драться, а я ору, отмахиваюсь, терпенья уж нет. Тут вижу, у него за спиной дерево огромное вырастает, сухое такое на вид, как рогатка детская, а через него, по поясу Мефодия, какая-то сила, веревку тянущуюся повязала, да концы её к обоим стволам закрутила. Сжался Мефодий, что есть сил, держится, а дерево то всё дальше и дальше удаляется, а верёвка натягивается. А потом как закричит он мне: «Проклинаю тебя и детей твоих!» И словно из рогатки пульнули им, прямо через это дерево, куда-то в огромное пространство. Проснулась я, лицо от слез мокрое, а рядом стоит старушка и держит в руке рогатину. Дверь настежь, а в проёме залитое светом пространство. «Ну, вот и всё, – сказала она мне, и пошла прочь. – Больше он к тебе не придет». Закрыла дверь, прилегла на свою кровать и захрапела. Понравились мне такие чудеса пуще прежнего, захотелось научиться всем этим штукам. И научилась. Довольная она была моими успехами, а как поняла, что передала мне уже всё, что сама имела, так и легла помирать.

– А как же вы, баб Нюр? Остались там вместо неё? – спросила Анна.

– Какое-то время, да. Люди ко мне приходили, знамо, зачем. А как я в себе силу-то почувствовала, удержу мне не было. Молодая ещё была, тридцати годков не было. Подалась в деревню свою, хоть и знала, что там увижу, да убедиться мне надо было. Так и есть. Отец с матерью угорели ночью, схоронили их уж, как год. Степан женился, деток завёл. Через зло, затаенное на него, и ему и жене сделала, чтобы пил, да жену бил. Много я кому там чего сделала, вся деревня платила за моё поругание. Ушла оттуда я, сразу затерялась в очень большом селе, который и город не город, и деревня не деревня. Меня там никто не знал. Полюбился мне там парень, присушила, приворожила. Весь мой был. Вышла замуж за него, родила дочь, красивую, здоровенькую. Счастливее меня никого, наверное, не было. Только вот не уберегла я своего Анатолия. Видение видела о смерти его, как да что, дня только не знала, а то бы на работу не пустила. Автобусом его придавило, когда он под ним лежал, чинил. Поставил, как их там, на эти домкраты, а они в стороны-то и ушли. Людей он возил на этом автобусе на работу. Думала, не выдержу горя такого, да дочка на радость и утешение осталась.

– А люди к вам больше не приходили? – спросила Аня.

– Нет, не ходили. Решила – сама судьей всем буду. Померло много тех, кто дорогу перейти хотел, а кто и заболел так, что по сей день мучается. В общем, творила я ужасное. Хотя думала всегда, что делаю справедливое – этого, мол, человек сам заслужил. Только вот на детках моих всё и аукнулось. Дочь выросла, вышла замуж, родила сына и дочь, а через какое-то время сошла с ума. Чего я только ни делала, не подвластна мне болезнь оказалась. Прописалась она в лечебнице, потому, что дома вела себя совсем нехорошо. Видения она всякие видела, с какого-то ужасного страшного мира. Снотворные ей на ночь не помогали, так и лезла на стены от страха, от своих видений. И прогнать и закрыть их я не могла. Прожила она так года три и умерла. Только на ней всё не закончилось. Внук стал принимать наркотики, умер от передозировки. А внучка, так же, как и её мать, сошла с ума.

– Где она сейчас? – спросила Анна после долгой паузы.

– Я пришла навестить её в больнице. Мне разрешили погулять с ней по коридору. Она была спокойная, говорила нормальные вещи, но страх не покидал меня. Я знала, что с ней говорим мы в последний раз. Когда мы подошли к открытой двери, которая предназначалась для эвакуации больных в экстренных случаях, она, отпихнув в сторону рабочего, который что-то чинил в двери и, схватив меня за одёжу, потащила с собой. Силища в ней проснулась недюжая, меня словно перышко тащила. И вот мы уже за дверью на железной лестничной площадке. Она кидается вниз, и я лечу за ней тоже. Четвертый этаж. Внизу какие-то ремонтные работы. И на всё это дело со всего маху. И вот мы встали, я смотрю на неё, а она взад пятится и кричит мне в лицо: «Это всё ты! Это всё ты! Всё из-за тебя! Я всё видела про деда одного и другого, мать, брата. Это всё из-за тебя!..» И тут небо расступилось, и появилась старая женщина, в ней я узнала мать мужа моей дочери. Она подошла к ней, обняла за плечи и повела её, успокаивая, куда-то с собой. Прошли они немного и исчезли, а я стояла потрясенная. А когда очнулась, увидела, как все бегут к этому месту, кто-то кричит, что надо вызывать полицию, скорую. На насыпанной куче щебня лежали два тела – моё, и внучки. Стояла я долго, всё ждала, то ли наказания, то ли того, кто придет за мной. Но за мной никто не пришёл, и вообще, я была никому не нужна. Вот хожу теперь, как неприкаянная, грехи свои замаливаю, о смысле жизни думаю. И пришла к таким выводам, что хоть в таком обличии, но помогать людям должна. В церкви слёзно прошу, чтоб все мужья да деточки меня простили. А недавно заснула, так сон увидела: пустыня, деревья сухие стоят, а на них люди висят, цепями привязаны. Солнце жарит, ни воды, ни еды им не дают. И мучаются они уже, кто сколько, кто и вечно. А деревьев пустых ещё множество. Вижу, очередь стоит. Стол. За ним человек сидит, что-то записывает. И вдруг, как гром, во всё небо заговорит! «Следующий!..» И два огромного роста человека, хватают из толпы женщину и ведут к столу. Тут я и поняла, что это все так называемые колдуны да ведьмы на деревьях висят. Встала я в очередь, жутко мне стало. На этом и проснулась. Фу-ты, а я уж думала, всё, попала, куда мне следовало бы. Ан, нет, вот опять здесь. Не берут меня, Анечка, никуда, а ведь и тут я устала одна. Вот Бог тебя послал. Всё старой утеха.

– Может, ко мне в гости, а? Сыночка моего увидите, – предложила Анна.