Виктория Мальцева - Моногамия. Книга 1. Любовник

– Слушай, я же почти ничего не знаю о тебе!

– Как и я о тебе, – игриво щурится.

– Нам нужен блиц–опрос – это самый простой и быстрый способ составить представление о человеке!

– Спрашивай, – Алекс приподнимается на локте, готовясь к обстрелу моими вопросами.

– Твой любимый цвет?

– Коричневый.

– Мой тоже коричневый! Шоколадный! – я искренне воодушевляюсь, а мой любовник смотрит на меня, слегка улыбаясь, и едва заметно кивает головой, будто мысленно ставит галочку в невидимом списке.

– Твоя любимая музыка? – уже с азартом спрашиваю я.

– Музыка из фильма про собаку Хатико.

– Мы смотрели Хатико, но я не помню мелодию, надо будет послушать, – обещаю ему.

– Твоя любимая музыка?

– Всё, что красиво, нежно и не слишком печально. Кое–что из классики, саундтреки к фильмам тоже люблю, ну и, как водится, все песни из советского кино!

– Почему «как водится»?

– Все, кто родился и вырос в СССР, обожают советские фильмы и музыку к ним. Тебе этого не понять!

Он смеётся, потом говорит:

– Почему же не понять, мне тоже нравятся советские фильмы. Особенно про Д`Артаньяна и мушкетёров.

– Ты шутишь? – ушам своим не верю.

– Нет, – Алекс улыбается так широко, что от его улыбки тепла больше, чем от вечернего солнца.

– Это же мой любимый фильм! – восклицаю. – Обожаю его с детства и все песни знаю наизусть!

Алекс вновь едва заметно кивает – ещё один уровень пройден.

– Любимый фильм? – снова спрашиваю.

– Ну… многие! «Звёздные войны», «Назад в будущее», «Контакт» и всё, что связано с космической темой, много ещё других.

Теперь уже я мысленно ставлю галочки, ведь «Контакт» давно претендует на первое место в моём рейтинге вместо мушкетёров, а космическая тема – самая любимая моя тема и в кино, и в литературе!

Это сходство вкусов уже не смешит, оно пугает. А Алекс смотрит в самую глубину меня, и мне кажется, что скрыть от него ничего нельзя, практически невозможно. Я отворачиваюсь и тихо говорю:

– И что, Порше твоя любимая марка машины?

– Да, – улыбается. – Но, я думаю, не сложно было догадаться, раз уж я на ней езжу. Твоя какая?

– Тоже Порше, – тихонько признаюсь и уже не верю, что существует нечто, в чём наши вкусы разойдутся.

– Что ты любишь больше всего? – спрашивает он.

– Чёрный шоколад и кофе. А ты?

– А я люблю смотреть на тебя и целовать твои губы…

Алекс нежный любовник, наверное, самый нежный и искусный на земле. Он знает толк в ласках, даже эксперт в них. Его губы тихо шепнут на ушко именно те слова, которые вы всю жизнь жаждали услышать, его руки окажутся настолько талантливыми и умелыми, что вы в изнеможении будете готовы отдаться ему, но ведь это только начало! После будут поцелуи, некрепкие объятия, ведь он никогда не обнимет крепко – заставляет желать себя, хотеть больше, ещё и ещё.

Наше второе свидание случилось через пять дней. В тот раз я здорово поссорилась с сестрой, оставляя ей Алёшу на ночь с просьбой прикрыть меня. Мы договорились, что это будет последний раз, и я порву с порочной связью, но для меня это был лишь временный компромисс, поскольку, конечно же, я не собиралась этого делать.

Алекс привёз меня в свою квартиру поздно, уже смеркалось. На этот раз неловкости было уже меньше… у него, а я по-прежнему мучилась от дискомфорта. Главным образом потому, что к этому моменту уже вовсю бесновалось то, что должно было быть моей совестью. Но не только, теперь меня ещё и всерьёз заботило, что обо мне подумает сам Алекс. И в прошлый раз, и теперь я согласилась поехать к нему сразу же, как только он меня позвал, и это в корне противоречило моим принципам. Ночь, проведённая с ним, до такой степени мне понравилась, что я не могла ни о чём другом думать, кроме как о возможности повторения этого «Чуда».

Susie suh–robot Koch here with me

Алекс смотрит в глаза долго, так долго и так глубоко, будто хочет загипнотизировать, но я знаю, что это не так – это всего лишь способ коммуникации, он так настраивает меня на одну с собой волну. И эта его улыбка, которая лишь «слегка», и не улыбка даже, а нечто воздушное, лёгкое, как семена одуванчика, делает его не похожим на просто человека, мужчину, а кем-то необыкновенным, отличающимся от нас, всех остальных.

– Когда у тебя были… месячные? – тихо спрашивает.

Мои глаза, по–видимому, слишком сильно распахиваются от шока и удивления, в которые повергает меня подобный вопрос, потому что Алекс тут же добавляет:

– Мне нужно знать, что делать дальше…

– Сегодня можно… – соображаю.

– Хорошо, – мягко улыбается. – И ты не бойся меня, ладно? Я полностью здоров, убедился в этом прежде, чем прикоснуться к тебе.

Я думаю: «Господи! Что он говорит? Прежде, чем прикоснуться… ко мне?!», а Алекс тем временем медленно укладывает меня на постель, каждое его движение пронизано грацией и волшебной медлительностью, соткано из намёков и едва ощутимых прикосновений.

Его руки – колыбель для неискушённой женщины, и я покоряюсь, просто следую за ним в этом странном и ни на что не похожем танце.

Моя голова покоится на его согнутой левой руке, а он, тем временем, исследует меня: большой палец, нежно коснувшись кожи за ухом, неспешно ведёт непрерывную линию, повторяя контур моего лица, добирается до подбородка и скользит вниз, к шее, обхватывая её уже всей ладонью.

Я чувствую тепло и силу этой мужской руки, странно будоражащий микс страха, полного доверия, осознания собственной уязвимости и подчинения.

Его взгляд прикован к движениям собственных пальцев, а в нём – жадный интерес ко всякому моему изгибу. Он повторяет линии моих бровей, носа, скул, губ, и эти исследующие ласки растапливают меня, я уже не помню о стыде, скованности, его вопросе.

Deep In you TAWk

Алекс смотрит на мои губы, и я буквально вижу, как его зрачки расширяются, делая взгляд темнее, тяжелее, дыхание учащается, его собственные губы инстинктивно раскрываются. Он целует меня, но не страстно, а нежно, едва касаясь, только трогает губами, я едва ощущаю его дыхание – оно пока сдержанное, почти неуловимое. Его поцелуи стекают по моей щеке к шее, блуждают по коже, они словно бабочки порхают с места на место, и я уже ощущаю всем телом волну, растекающуюся из точки, сосредоточенной где–то внизу живота.

Алекс это чувствует, неожиданно останавливается и смотрит в глаза, изучая реакцию. Кончики его пальцев медленно, неспешно проводят линию по внутренней стороне моих бёдер от колен и выше, и мои ноги будто существуют отдельно от моей воли – сгибаются в коленях и норовят раздвинуться, однако я всё ещё в состоянии их контролировать.

Внезапно я слышу:

– Когда будешь готова принять меня, просто скажи «Алекс»…