Лёка Гагарина - Вершители судеб

– Где Колин, надо валить отсюда – оглядываясь по сторонам, Джеймс уже начал жалеть, что они спрятали свои мечи за камнем, у треклятого моста, сейчас бы они пригодились.

Пока затуманенный алкоголем мозг, соображал, что делать, на поляну к костру, под пение и бой барабанов вышла старуха, в белой, длинной одежде, похожей на саван. Она подняла руки к небу и начала причитать какую-то песню, раскачиваясь из стороны в сторону. Как только она накланялась в одну сторону, факел стоящий рядом с кострищем взрывался струями огня в небо, разгораясь еще ярче, и Джеймс увидел, что каждый факел держат в руках каменный древний идол. Продолжая свой ведьминский танец, старуха мановениями своих рук разожгла все семь факелов, освещая семь идолов держащих их. Как только их пламя разгорелось во всю мощь, старуха запричитала еще громче, вознеся свои руки вверх, и Джеймс с ужасом начал наблюдать, как огромное кострище, расположенное в центре этой ведьминской вакханалии, вспыхнуло ярким пламенем и устремилось своими искрами в небо.

Из толпы людей певших свою песню, вышло шесть молодых мужчин, они начали подходить к идолам и вставать каждый у одного из каменных солдат. Одно место, напротив старой ведьмы, оставалось свободным, Стекворд не мог понять, почему никто не встал у последнего камня, пока не понял, что все присутствующие смотрят на него, он поднял взгляд на старуху, она пристально, казалось с интересом, оценивает его. После тщательного осмотра, она подняла глаза к небесам, как будто разговаривая с ними. Словно выяснив, известную только ей самой истину, она снова посмотрела на Джеймса, и требующим перстом указала на единственно пустующее место. Будто в трансе, не ведая, что делает, Джеймс шагнул в круг, замыкая кольцо. Ему казалось, что он наблюдает за собой со стороны, что его заставляют двигаться, неведомые ему силы, потому что сам он чувствовал, что не может пошевелить ни ногой, ни рукой, даже ради спасения собственной жизни.

С нарастающей тревогой Стекворд наблюдал, как селяне, взявшись за руки, встают вокруг них, образуя замкнутое пространство и запевая новую песню на непонятном ему языке и раскачиваясь из стороны в сторону, как до этого делала старая ведьма. Барабаны бьют все сильней, люди поют все громче. Вдруг старая ведьма поворачивается спиной к костру, делая магические махи руками непонятные Джеймсу, и отходит в сторону. В середину круга, рядом с кострищем входят сем юных дев, одетые в длинные расшитые белые рубахи, с босыми ногами. На распущенных длинных волосах, одеты замысловатые венки, сделанные из веток, травы и цветов, у всех красными лоскутами завязаны глаза. Джеймсу казалось, что он перестал дышать. Они были столь прекрасны, нежны и невинны, и их сейчас всех сожгут в этом адском костре. А самое ужасное, что он не мог пошевелиться, закричать, чтобы эти милые создания бежали прочь. Он стоял будто парализованный, лишенный дара речи. Ему хотелось выть, кричать, рвать руками этих больных фанатиков, сжечь эту ведьму, которая явно здесь всем руководила. Вместо этого, он, молча, будет стоять, не шевелясь и только покорно наблюдая, как эти юные красавицы, сейчас будут гореть в пламени бездушного костра.

Воображая все эти ужасы, Джеймс не заметил, как заунывная песня, вгоняющая в транс, постепенно начала приобретать другой характер. Люди танцующие вокруг них стали двигаться в одну сторону, а прекрасные девы, обезличенные из-за своих повязок надетых на глаза, разошлись вокруг костра, стали исполнять свой магический танец, при этом двигаясь в другую сторону. Песня ускорила свой темп, голоса нарастали, барабаны выбивали свои ритмы все сильней и сильней, голос старой ведьмы, читающей свои древние заклятья, отчетливо выделялся из общего пения. Девы танцевали и кружились все яростней, их завораживающий, страстный танец, сводил с ума. Юные, гибкие тела, извивались в такт безумной музыки, отражались сквозь ткань рубах, на фоне огромного кострища. Волосы разметались от их чувственных движений. Джеймс был поражен, как никто из них еще не сгорел заживо в костре, ведь они были в такой близости от него, с завязанными глазами. Но их босые ноги легко касались земли, ни одна не сбилась с ритма, не покачнулась, казалось, что огонь их балует, любуется ими, так же как и он сам. Они все были прекрасны, как лесные наяды, соблазняющие заблудшего путника. Но из всех семи прекрасных юных дев, лишь одна привлекла все внимание Джеймса. Стройное гибкое тело, страстно извивалось в такт древней мелодии, длинная кудрявая шевелюра цвета красного дерева, волной разметалась по тонкой спине, маленькие босые ножки сводили его с ума. Он не видел ее лица, из-за красной повязки, не слышал ее голоса, но Джеймсу казалось, что прекрасней создания он не встречал за всю свою жизнь. Лесная нимфа кружащая, завораживающая, зовущая окунуться с ней в этот древний ритуал. Джеймс ревностно поднял глаза, на других мужчин стоящих у древних идолов и так же как и он наблюдавших за танцем прекрасных наяд. Ему хотелось разорвать любого в клочья, кто смотрит, на нее, пожирает ее своими алчными глазами. Но все были так же заворожены этим танцем, как и он. И вот когда пение достигло своего апогея, а звук барабанов слился в один нескончаемый бой, девы стали еще быстрей кружиться вокруг магического костра, сливаясь в одну неясную точку. Джеймс потерял из виду свою прекрасную наяду, в ушах стоял только сумасшедший ритм песни, как будто он проникал в него, потрошил его изнутри. Вдруг старуха подняла бубен и ударила по нему. Все стихло, словно по мановению невидимой руки, в один момент все остановились. Тишина. Джеймс слышал, только шум листвы, плеск воды, да свое громкое шумное дыхание, вырывающееся из легких, как будто он долго бежал и сейчас задохнется. Остановились и прекрасные девы, каждая напротив одного из семи идолов, каждая рядом с одним из мужчин. И та, которую он так долго искал своим взглядом, та, которая заворожила его своим танцем, стояла напротив него всего в шаге. Девушка подняла руки к лицу и сняла свою повязку. У Джеймса перехватило дыхание, на него с интересом смотрели большие глаза цвета сочной травы, прямой маленький носик и пухлые губы довершали образ прекраснейшей из наяд. Не ведая, что творит, Джеймс одним шагом преодолел расстояние, разделяющее их, взял маленькое лицо в ладони и впился в ее губы страстным поцелуем изголодавшегося путника. Он почувствовал, как судорожно у нее перехватило дыхание, но она не отпрянула, не опустила голову, не стала вырываться. Джеймс опомнился лишь, когда слух стал улавливать легкие смешки и покашливание людей находящихся на поляне. Он отстранился, но все еще продолжал удерживать ее лицо в своих больших ладонях. Нимфа улыбнулась и о чудо, на правой щечке появилась очаровательная ямочка, у Джеймса даже стон вырвался, от такого совершенства, она подняла руки, сняла свой венок и водрузила ему на голову.