Екатерина Митрофанова - Дарю тебе небо – Дорога в Вечность

– Ну, что скажешь, мам? – Влад устремил на мать пронзительный взгляд, с трепетом в сердце ожидая её приговора.

– Они… Неплохие, сынок. Совсем неплохие.

Влад заметно воодушевился – это был лучший комплимент, на который он мог рассчитывать от матери. Марина Сергеевна никогда не пела дифирамбы сыновьям, не расточала пустых похвал. Она говорила исключительно то, что думала на самом деле – не приукрашивая, но и не принижая своих впечатлений. Кроме того, Влад доверял мнению матери – ведь она сама была отменным мастером в области живописи и могла что-то подсказать, дать дельный совет.

– Скажи, а почему ты выбрал для этих эскизов сепию и сангину в качестве основных материалов для работы? Это было сделано спонтанно или же ты осознанно хотел придать своим зарисовкам особый эффект?

Влад пожал плечами.

– Да я особо не раздумывал над этим, мам. Просто я так вижу. Вот и всё. Ну и хотелось освоить технику гризайль – так, ради интереса.

– Любопытно. – Марина Сергеевна повертела в руках один из рисунков, рассматривая его со всех сторон. – Разве ты не знаешь, что сангина и сепия придают рисункам цвет, присущий старым чёрно-белым фотографиям? И в результате работы, выполненные в подобных тонах, приобретают эффект имитации таких фотографий.

– Да, – согласился Влад, осторожно вытащив из папки другой эскиз и придирчиво его рассматривая. – Действительно, похоже на старую фотографию.

Марина Сергеевна пристально взглянула на сына, мягко взяла его под руку и помогла ему сесть на соседний стул.

– Надо полагать, ты рисовал не с натуры? – негромко уточнила она, и Влад моментально уловил в её голосе сочувствующие интонации.

– Нет, – коротко ответил он. – С натуры я просто не смог бы… И ты прекрасно понимаешь почему.

– Значит, идеи этих рисунков родились в твоей голове? – Она снова пересмотрела эскизы Влада и заметила ещё одну довольно любопытную деталь – каждая из этих работ отображала именно грозовые небеса. Гроза, мятежность, вспышки молний были как бы лейтмотивом этих эскизов, их непременным условием. Марина Сергеевна спросила, случайно ли это.

– Просто я почему-то чувствую именно так, – тихо ответил Влад. – Я ощущаю мятежное небо как свою стихию. Мне не близки и, если хочешь, не интересны пасторали с голубым небом и чистыми белыми облаками.

– У Стаса в тематическом плане трактовки были куда шире, – задумчиво произнесла Марина Сергеевна. – В его рисунках находилось место как грозовым небесам, так и светлым и безмятежным «пасторалям», как ты их называешь. Только не говори мне, что в исполнении твоего брата они были неинтересны. Уж кто-кто, а Стас умел вдохнуть в свои рисунки подлинную полнокровную жизнь.

– Да, – ответил Влад, понурив голову. – Совершенно с тобой согласен, мамуль. Теперь ты видишь, почему я говорил тебе, что мои эскизы в сравнении с рисунками Стаса – лишь жалкие намётки, не стоящие внимания?

– Ну, я бы так не сказала, – Марина Сергеевна подняла голову от рисунков и ободряюще подмигнула сыну.

– Правда? – Бледное, осунувшееся за время болезни, но сохранившее при этом какую-то удивительную притягательность лицо Влада озарилось пленительной светлой улыбкой. – Нет, ты серьёзно? Значит, не всё так уныло и печально, как я думал?

– Я бы даже сказала, совсем не уныло и не печально, – Марина Сергеевна ласково улыбнулась и пояснила: – Тебе не везде хватает техники, что в принципе неудивительно: ведь ты серьёзно и целенаправленно занимался графическим рисунком. Стасу в этом смысле было легче – он же не специализировался на графике и проектировании столь же основательно и углублённо, как ты. Отсюда бóльшая разноплановость его рисунков, более богатая трактовка образов, более смелый выбор красок и других материалов для рисования. Но это вовсе не повод, чтобы ты унывал и опускал руки. В твоих рисунках есть свой стиль, своя индивидуальность, свой особый почерк, который не спутаешь ни с чем. А это уже несомненный знак качества.

Улыбка расцветала на лице Влада всё сильнее. Каждое слово матери было для него на вес золота. Марина Сергеевна не льстила сыну и не хвалила его слишком откровенно, и вместе с тем любая её оценка, любая сдержанная похвала, любое деликатное замечание буквально окрыляли Влада, даря ему надежду. Ему захотелось прямо сейчас, в присутствии матери, сесть за настольный мольберт и, вдохновившись её словами, воплотить на плотном листе ватмана, установленном поверх картонной основы, самый смелый из всех своих замыслов.

– Ну а то, что ты рисуешь не с натуры, как это делал твой брат в большинстве своих работ, – продолжила Марина Сергеевна, – это говорит о том, насколько у тебя богатое воображение и насколько потрясающе живо развито образное мышление.

– Да ладно, мам. – Владу стало неловко. – Это говорит о том, что я ни черта не вижу. А потому просто не могу рисовать с натуры.

– Плохо видеть – ещё не значит не мочь. Запомни это.

Марина Сергеевна встала, прошлась вдоль просторной светлой комнаты, служившей временным пристанищем Влада, подошла к стоящему на тумбочке возле подоконника настольному мольберту, и её взгляд выцепил из общего обзора карандашный эскиз. Это была голова довольно привлекательной женщины, отображённая на широком листе ватмана крупным планом. Особенно выделялись на лице большие, тщательно прорисованные глаза, правильно вписанные в контуры надбровной кости. Эти глаза, благодаря эффекту объёмности, смотрелись как живые.

Влад подошёл к матери сзади и тоже пристально вгляделся в безупречно выполненное объёмное изображение.

– Это работа Лады, – понизив голос, пояснил Влад. – Я немного объяснил ей, как правильно сделать карандашный эскиз головы. Мне кажется, у неё это получилось замечательно. Но, видимо, она слишком торопилась сегодня на свой самолёт и забыла снять этот эскиз с мольберта. Ничего. Я его сохраню, а когда мы вернёмся, передам Ладе. Наверняка у неё дома имеются важные дела, о которых она думала во время сборов, иначе она непременно захватила бы эскиз с собой, я уверен.

Марина Сергеевна повернула голову к сыну и мягко улыбнулась:

– Считай, что я ничего не видела.

Влад заметил, что мать весьма красноречиво подмигнула ему, и смутился:

– Мам. Да чего ты? Мы с Ладой только рисовали… Ну и лепили вместе. Правда.

– Только рисовали и лепили? – Марина Сергеевна вопросительно подняла брови. – Жаль.

Влад покраснел до самых корней волос, а его мать невозмутимо продолжила:

– Нет, правда – жаль.

– Мам… – Влад даже охрип от потрясения. – Ты что… Серьёзно? – он покраснел ещё гуще.

– А почему нет? – Марина Сергеевна ласково взглянула на сына. – Ты у меня уже взрослый. Совершеннолетний. Пора бы уже и… Об этом сáмом подумать.