Бонни Камфорт - Отказ

Мне на память пришел Ник.

– Надеюсь, что да. А почему вы об этом спрашиваете?

– Я знаю такого человека.

Меня это заинтересовало, но в этот самый момент рядом с нами села известная актриса и обрушила на официанта град вопросов: о количестве соли, о том, на каком масле здесь готовят, и кто поставляет рыбу.

– Проследите, чтобы рашпер был чистым, – попросила она, сделав наконец заказ. – А какой фильтр вы используете для приготовления кофе?

– Что же она не осталась дома, если она так всего боится? – прошептала я.

Умберто улыбнулся и тихо сказал:

– Она – как все: отвоевывает себе территорию, старается привлечь к себе внимание, ест и надеется, что скоро не умрет.

Его рассуждение мне понравилось.

– Вы, кажется, много знаете о дикой природе, не правда ли? – спросила я.

– Кое-что.

Он рассказал мне, что многие экзотические птицы были на грани исчезновения, а множество их погибло еще до того, как незаконным путем попало в США. Он пропагандировал проводимые в стране программы, направленные на поддержание видов, выступал за более жесткое законодательство, связанное с импортом животных.

Некоторое время я смотрела на губы Умберто, почти не слушая его. Он улыбался, а я думала о том, какие красивые у него зубы – ровные и белые, без всяких пломб и коронок. Я часто мечтала о таком подарке природы.

Когда я вернулась к действительности, Умберто говорил о картине на стене за его спиной. На ней было изображено море и еле заметный контур старинного корабля. Над кораблем красовалась надпись, сделанная крупным каллиграфическим почерком: «В нашей семье смелые мужчины».

– В этих словах есть какой-то особый смысл? – спросила я.

– Мой отец продал наше ранчо в Никарагуа и привез нас в Майами, когда мне было тринадцать лет. Я никогда не мог понять, в чем же заключалась смелость: в том, чтобы остаться, или в том, чтобы уехать.

– А может, и в том, и в другом?

Его губы медленно раздвинулись в улыбке, и он погрозил мне пальцем.

– Вы мне нравитесь, – сказал он.

Я улыбнулась в ответ, покраснев от удовольствия.

– Вы тоже от чего-то бежали?

В семнадцать лет он закончил школу, автостопом добрался до Лос-Анджелеса и прошел по всем ступеням ресторанной иерархии, начиная с мойщика посуды.

– Ох, уж эти семьи, – сказала я и покачала головой. – Моя бабушка всю жизнь пыталась купить мою мать. И в результате заставила ее чувствовать себя полным ничтожеством.

Я подняла свой бокал:

– За то, чтобы уходить из дома!

Он прикоснулся своим бокалом к моему и улыбнулся.

– Когда я уехал из Никарагуа, я хотел стать настоящим американцем. Я часами отрабатывал перед зеркалом английское произношение. Я пытался, удерживая между небом и языком маленькую палочку, научиться только одними губами произносить «р».

Я не стала говорить ему, что акцент его был все еще заметен.

– Я не хотел говорить, как Рики Рикардо. Подошел метрдотель и что-то прошептал Умберто. Он быстро поднялся.

– Опять проблемы на кухне. Пожалуйста, извините меня.

Я принялась за еду, размышляя о своей бабушке Коуви. Она надеялась, что моя мать будет учиться в Европе, но когда мама повстречала отца, эти надежды рассыпались в прах. Он был энергичным красавцем с прямыми светлыми волосами, крепкими руками и крупными зубами.

– Из него никогда ничего не получится, – вот и все, что сказала о нем бабушка.

Позднее я поняла, чем пожертвовала моя мать ради отца. Когда мне было десять лет, я нашла на чердаке коробку с ее аккуратно перевязанными бумагами. Там были рисунки, изображающие женщин в разнообразных платьях и костюмах, эскизы деталей одежды, отделанных бисером и жемчугом. Среди рекомендаций преподавателей и копий удостоверений было письмо из Парижа, сообщающее о ее зачислении в школу дизайна.

– Я никогда не откажусь от своей мечты, – поклялась я и аккуратно положила бумаги на место.

Прошло двадцать минут с тех пор как Умберто вышел из-за стола. От скуки я отправилась в дамскую комнату освежить косметику и поправить одежду и, возвращаясь назад, неожиданно для себя самой оказалась у открытой двери кабинета Умберто. Решив, что он уже закончил свои дела, я подошла к открытой двери и, ошеломленная увиденным, остановилась.

В кабинете спиной ко мне стоял Умберто и оживленно разговаривал с какой-то женщиной. Я увидела, как он стукнул кулаком по столу, отчего некоторые его бумаги разлетелись. Он наклонился и стал сердито поднимать бумаги и швырять их на стол. Я не могла расслышать, что он говорил, но, казалось, женщина была готова расплакаться. На ней было облегающее черное платье, туфли на высоком каблуке и бриллиантовое ожерелье.

Увидев, что она пытается обнять его, я отвернулась и, разозлившись, быстро отправилась обратно к столику. Мне было больно и обидно, что я так долго просидела одна! А у него в это время была ссора с любовницей. Я надела жакет от костюма и уже готова была уйти, когда он торопливо подошел ко мне.

– Извините меня. Метрдотель сказал мне, что вы проходили мимо моего кабинета. Пожалуйста, позвольте мне все объяснить.

– Как-нибудь в другой раз. Мне надо идти. Он наклонился и понизил голос.

– Пожалуйста, пройдемте ко мне в кабинет. Я не могу разговаривать с вами здесь.

По-прежнему злая, я шла впереди него, решив все-таки выслушать, что он мне скажет, прежде чем попрощаться. Я не хотела иметь какие бы то ни было отношения с человеком, который обходится со мной по-хамски.

Мы стояли посреди кабинета, сесть я отказалась; он прикрыл дверь и принялся объяснять:

– Она – моя старая приятельница, я не видел ее несколько месяцев. Она пришла пьяная и требовала встречи со мной. Я подумал, что все быстро улажу. Но мне пришлось объясняться с ней. Все давно кончилось, и я не хочу, чтобы она сюда приходила. Я все время переживал, что вы сидите там одна.

– Я прождала вас полчаса.

– Пожалуйста, извините меня, – сказал он.

– Хотя бы из вежливости вы должны были послать кого-то и объяснить, в чем дело.

Он всплеснул руками.

– Я знаю! Но я все время думал, что это вот-вот кончится. Я приношу свои извинения. Мне не следовало приглашать вас сюда: все время какие-то дела, каждую секунду кто-то подходит…

Я скрестила на груди руки и продолжала стоять, каждую минуту готовая уйти.

– Тогда почему же вы не предложили какое-нибудь другое место?

Он помолчал в нерешительности.

– Сказать вам правду? Я хотел произвести на вас впечатление. Я думал, что, наверное, представлю себя в выгодном свете, если ко мне будут постоянно обращаться за советом. Идиотская ошибка!

– Хорошо, – сказала я, понемножку отходя от раздражения. – Встретимся как-нибудь еще. На сегодня, я думаю, хватит.