Александра Дельмаре - Не стучите, вам не откроют

– Беременная, что ли? – Клава, продавщица обуви из соседней палатки, подошла к ней, старательно уничтожающей следы неприятного казуса на бежевой куртке. – То-то ты бледная совсем…

– Что?! – переспросила Алька, хотя уже всё поняла, и её как ушатом холодной воды окатило. – С чего вы взяли? – спросила с вызовом, но уже поверила Клаве – господи, всё так и есть.

– Меня не проведёшь, – толстая продавщица засмеялась торжествующим смехом, довольная своей прозорливостью. – Беги в больничку быстрей, в то можешь и не успеть. Не заметишь, как пузо на лоб полезет.

Раздавленная этой новостью, расстроенная до слёз, Алька просидела в углу палатки весь день. Что делать? Сама еле концы с концами сводит, конец девяностых для многих тяжёлое, голодное время. Только новые русские процветают, отхватив себе кусок Родины. Пропадёт она с ребёнком, на государственное пособие его не прокормишь. Лёшка поможет? Да где он, этот Лёшка, ищи ветра в поле?

Поплакав бессонной ночью, она встала на следующее утро с другим настроением. Дурочка, ей радоваться надо, что не одна теперь на белом свете будет. Появится малыш, любимый и любящий… Всё-таки это счастье, огромное, до небес.

А тут Клава опять с советами – сходи к родителям парня, который тебе дитё заделал, пусть помогают. Хотя больничка лучше, всё ж добавила снова.

К его родителям Алька сунулась где-то через пару месяцев, когда уже живот стал заметен. Еле набралась смелости, шла к Лёшкиной двери, как на казнь. Постояла немного у дверей, заставляя себя не трястись и протянуть руку к маленькой грязной кнопке. Ну же! Невыносимо хотелось развернуться и сбежать. Туда, где тебя любят, где обязательно помогут. Но нет на белом свете такого места…

Глубоко вздохнув, Алевтина быстро нажала на кнопку дверного звонка, отдёрнула руку.

– Ты чего, Аля? – приоткрыв дверь, Лёшкина мать, черноволосая женщина с крупными чертами лица, кутаясь в накинутый на плечи тёплый платок, удивленно взглянула на девушку.

– Полина Ивановна, тут такое дело… – никак у неё язык не поворачивался произнести простые слова «я беременна от вашего сына» и взглянуть гордо и требовательно.

– Да что стряслось-то? – женщина повысила голос.

– Я беременна… От вашего сына…

Всё-таки произнесла. Страшно. Алька и руку к лицу подняла, как будто защищаясь от удара.

– Ты чё несёшь, полоумная? – громко спросила Полина Ивановна, её ноздри раздулись от праведного гнева. Она распрямилась, сделала шаг вперёд и плотней запахнула платок на груди. – Ишь, чего удумала! Где Лёша, и где ты? Сама нагуляла, сама и разбирайся. Понятно?! – шагнув назад, Полина Ивановна потянула на себя дверь.– И пошла вон отсюда со своими сказками!

Захлопнувшая дверь заставила отшатнуться. Щёки горели, как будто отхлёстанные этой злой женщиной, её жесткими, несправедливыми, обидными словами. Запинаясь, Алька взбежала по лестнице. Быстрей, быстрей к себе, спрятаться, исчезнуть… Ещё один пролёт… Но слёзы уже текли по щекам, и она, как подстреленная птица, опустилась на ступеньки лестницы, горько плача о своей дурацкой, незадавшейся жизни.

Слёзы ещё лились и дома, на кухне, где она сидела, согнувшись дугой, на старенькой табуретке. Но всё когда-то заканчивается. Алевтина направилась в ванную, умылась и взглянула на себя в зеркало. Она не будет больше плакать. Пора становится сильной, у неё впереди очень много важных дел.

Увы, сильной стать не получилось. Через три дня, разгружая новый товар, она почувствовала, что-то с ней не то. «Так выкидыш у тебя намечается, радуйся, дура», – сказала ей та же Клава, увидев влажные полоски на Алькиных колготках. Вечером в больнице, куда её отвезла скорая, так и случилось. Врач говорил что-то про необходимость лечения, про отрицательный резус-фактор, от горя Алевтина ничего не могла понять. За что? Чёрная полоса, черней некуда в её жизни…

С головой уйдя в работу, она поднакопила денег, арендовала собственную палатку. Продажи шли неплохо, после гнилых девяностых, народ дорвался до приличной одежды, махом сметал турецкий ширпотреб. После перестройки на рынке, Алевтина переехала в новый павильон. Оказалось, рядом не было ни пирожковой, ни кондитерской, тут ей и подсказали занять эту свободную нишу. Аля обрадовалась, надоело с тряпками возиться, лучше уж с булками да ватрушками. Так и встала на ноги, выбилась в люди. А через несколько лет и Арсений появился, её единственная отрада…

Кажется, боги в тот день были на его стороне, потому что совершенно неожиданно нашлась серебристая Мазда. Её пригнал в салон расстроенный мужчина средних лет. Запинаясь от волнения, рассказал об аварии, дрожащей рукой показывая на её следы. Следы были внушительными, солидные вмятины на разбитом капоте. Арсений ходил вокруг машины, качал головой, цокал языком. Мужик ходил за ним по пятам, просил сделать ремонт получше, чтоб он быстрей продал эту несчастливую машину. Автомобиль, несчастный, преданный хозяином, будто просил о помощи. Арсений коснулся рукой изуродованного капота, сказал про себя: «Он мой».

С ценой договорились быстро. Мужик был рад, что, кажется, получится сбыть с рук нелюбимую машину, и не даже торговался. За три дня – ребята помогли – следы недавней аварии полностью исчезли. Сев за руль, ловко уместив своё тело в бежевом кожаном кресле, Арсений выехал из гаража. Эх, ещё бы девчонку хорошую посадить рядом, чтоб смотрела восхищённо синими глазами… Он рванул с места с такой скоростью, что покрышки, недовольные таким обращением, протестующе взвизгнули. Молодой человек направлялся к Алевтине, только она может искренне порадоваться за сына. Погладит шершавой ладонью по плечу, как тогда, в детском доме, в тот необычный день, когда Сенька впервые увидел её.

Он сидел на стульчике в игровой, злой, недовольный всем на свете: и своей короткой стрижкой от вчерашнего неумелого парикмахера, и нелепыми шортами, которые носит только малышня, Никитка и другие дошколята. А больше всего этими надоевшими стенами, этой маленькой тюрьмой, откуда он сбегал не раз. Тогда, положив сжатые кулачки на худенькие колени, Сенька обдумывал очередной, хитрый побег. Он запутает всех, он сможет…

Алевтина вошла, встала у порога, прислонившись к косяку, обвела глазами игровую и остановила на нём свой взгляд. Смотрела молча, а в глазах слёзы. И вот уже по щекам потекли, оставляя мокрые дорожки… Как так, кому-то может быть хуже, чем ему? Сенька тогда не стерпел, подошёл к ней, просто встал рядом. Пусть чувствует его поддержку, его сильное плечо…

Чёрт! Арсений жахнул по тормозам, чуть не въехав в грязную задницу старой «Нивы». За рулём не место предаваться трогательным воспоминаниям, так можно и жизни лишиться. Он уже подъезжал к большому торговому центру, светящиеся на солнце огромные окна которого слепили глаза. Здесь, среди множества магазинов и кафе, атакуемых многочисленными посетителями, «Ванили» было самое место.