Люси Монтгомери - Энн в Саммерсайде

— Да я и не думала над вами насмехаться, мисс Ширли. Конечно, вы красивая… сравнительно красивая.

— Сравнительно?!

— Посмотритесь в зеркало, — сказала Ребекка Дью. — По сравнению со мной вы красавица.

Ну, этого я отрицать не стала.

Да, вернемся к Элизабет. Как-то ненастным вечером, когда ветер жутко завывал на нашей Аллее Оборотней, мы вместо прогулки пришли с ней ко мне в комнату и нарисовали карту сказочной страны. Элизабет сидела на моей голубой подушечке, чтобы ей было удобнее рисовать, и походила на маленького серьезного гнома.

Мы еще не закончили нашу карту и каждый день к ней что-нибудь добавляем. Вчера вечером мы нарисовали дом Снежной Ведьмы, позади которого изобразили холм с тремя вершинами, заросший вишнями в цвету (кстати, Джильберт, я хочу, чтобы возле нашего с тобой дома тоже росли дикие вишни). Разумеется, на карте изображено Завтра — к востоку от Сегодня и к западу от Вчера. И у нас полно стран разного времени: страна Времени Таяния Снега, страна Долгого Времени, страна Короткого Времени, страна Старых Времен, страна Молодых Времен — потому что если есть старые времена, то должны быть и молодые; страна Горного Времени — это так завлекательно звучит; страна Ночи и страна Дня; есть страна Рождества; страна Потерянного Времени — потому что его так приятно найти снова; страна Быстрого Времени и страна Медленного Времени, страна Прощального Поцелуя, а также страна Незапамятных Времен — красивее этой фразы вообще нет ничего на свете. И по всей карте у нас нарисованы маленькие красные стрелки, которые показывают путь во все эти страны. Ребекка Дью считает, что я впала в детство, но, Джильберт, я не хочу, чтобы мы когда-нибудь стали слишком взрослыми и слишком мудрыми, слишком старыми и слишком глупыми для игры в сказочную страну.

Ребекка Дью не совсем уверена, что я оказываю на Элизабет хорошее влияние. Она считает, что я поощряю ее во всяческих завихрениях. Как-то вечером, когда меня не было дома, Ребекка понесла к калитке молоко. Элизабет так внимательно смотрела на небо, что даже не услышала ее тяжелой поступи.

— Я слушала, Ребекка, — объяснила она.

— Слишком много ты слушаешь, — недовольно проурчала Ребекка.

Элизабет улыбнулась своей отрешенной улыбкой. Разумеется, Ребекка выразилась не так, но я хорошо себе представляю, как именно улыбнулась Элизабет.

— Ты и вообразить себе не можешь, Ребекка, что я иногда слышу, — сказала она таким тоном, что у Ребекки Дью похолодели кости — так она, по крайней мере уверяет.

Но что поделаешь, если Элизабет дитя страны Фантазии?

Твоя самая-самая Энн.

P. S. Я никогда в жизни не забуду лицо Сайруса Тейлора, когда жена обвинила его в пристрастии к вышиванию. Но я также никогда не забуду, как он целый день искал этих котят. Мне нравится, что Эсма заступилась за отца, хоть и понимала, что все ее надежды рухнули по его вине.

P. P. S. Я вставила в ручку новое перо. И хочу написать, что люблю тебя, потому что в тебе нет надутой важности доктора Картера… И еще потому что у тебя не торчат уши, как у Джонни. Но самое главное, я люблю тебя за то, что ты такой, какой есть, мой единственный Джильберт.

30 мая

Аллея Оборотней

Звонкие Тополя

Мой самый дорогой и самый любимый!

Пришла весна!

Ты, наверное, в экзаменационной горячке этого и не заметил. А я чувствую весну всем телом, от пяток до макушки. И весь Саммерсайд чувствует. Даже самые невзрачные улицы украсились цветами, перевесившимися через старые заборы, и желтыми огоньками одуванчиков вдоль дорожек. Фарфоровая дама, которая стоит у меня на полке, тоже это чувствует, и я уверена, что если бы я внезапно проснулась среди ночи, то увидела бы, как она выделывает разные хитрые па своими красными туфельками с золотыми каблучками.

Все кругом, куда ни посмотри, весело поет: «Весна!» И бесчисленные маленькие ручейки, и голубая дымка на Паре Бурь, и клены в роще, куда я хожу читать твои письма, и одетые в белый наряд вишни вдоль Тропы Приведений, и толстые малиновки, нахально прыгающие во дворе под носом у Мукомола, и свежие листочки на диком винограде, обвивающем калитку, к которой приходит за молоком Элизабет, и молодые нежно-зеленые кисточки на елках вокруг старого кладбища… и даже само кладбище, где на могилах распускаются цветы, словно говоря: «А жизнь все же сильнее смерти!» Позавчера вечером я с удовольствием прошлась по кладбищу. Ребекка Дью считает мое пристрастие к таким прогулкам чем-то нездоровым и вечно говорит мне: «И что вас тянет в это жуткое место, да еще по ночам?» А я бродила по дорожкам, освещенным белыми звездочками ароматных нарциссов, и размышляла, действительно ли жена Натана Прингла пыталась его отравить. Ее могила под ковром молодой травы казалась такой умиротворенно-невинной, и я решила, что бедную женщину оклеветали понапрасну.

Через месяц я уже буду дома! Каникулы! Я все время представляю себе наш старый сад в белоснежном убо-ре. и Лучезарное озеро… и шорох моря… и Тропу Мечтаний в солнечных зайчиках… и тебя!

У меня сегодня как раз подходящий карандаш, и я хочу сказать тебе…

(Далее опущены две страницы.)

Вчера меня пригласила на ужин жена Томаса Прингла — та самая, которая отказалась сдать мне квартиру. Ребекка Дью говорит, что я очень выгодный жилец, так как меня без конца приглашают в разные дома то обедать, то ужинать. Теперь я очень рада, что миссис Прингл не сдала мне комнату. Она довольно милая женщина — этакая мурлычущая кошечка. И она отлично готовит, но ей далеко до тети Кэт, тети Шатти и Ребекки Дью. Я очень их полюбила и собираюсь жить у нихвсе три года. Стул, на котором я сижу, называют «стул мисс Ширли», и тетя Шатти призналась мне, что, когда меня нет дома, Ребекка Дью все равно ставит мне прибор — чтобы не было так скучно. Иногда, правда, я умудряюсь ненароком обидеть тетю Шатти, но она говорит, что научилась меня понимать и знает, что я сознательно никогда не сделаю ей больно.

Мы с Элизабет теперь ходим гулять два раза в неделю. Миссис Кемпбелл согласилась на это, но настаивает, чтобы мы никогда не гуляли в воскресенье. С приходом весны жизнь Элизабет стала немного повеселее. Даже в этот мрачный дом все-таки проникают лучи солнца, а снаружи, когда на его стенах танцуют тени елок, он просто красив. Но Элизабет все равно всегда рада из него сбежать. Иногда мы с ней ходим в город посмотреть на освещенные витрины магазинов. Но чаще всего уходим как можно дальше по «дороге, которая ведет к краю света», и за каждым поворотом надеемся увидеть что-нибудь замечательное, а может быть, и само Завтра.

Иногда мы наблюдаем, как подгоняемое ветерком судно бежит к гавани, и Элизабет каждый раз надеется, что на нем ее отец. Она упорно цепляется за веру, что он когда-нибудь к ней приедет. Честно говоря, мне непонятно, почему ему не приходит в голову навестить дочь. Он, наверное, не понимает, как она мечтает его увидеть. Вероятно, все еще представляет дочь младенцем, который стоил жизни его жене.