Николай Мурыгин - Рыцарь-м*дак

Один, по виду, самый опытный моряк, подошёл ко мне и попросил закурить.

– Не курю, отец, – ответил я, соблюдая субординацию.

То ли ответ его так сильно расстроил, то ли качка утомила старого мореплавателя, но пассажир в момент позеленел, скрючился и блеванул мне под ноги.

«До офиса оставалось меньше километра, а я уже успел вляпаться – отличное начало».

На ресепшне стояла молодая девушка с неестественно ярким макияжем. На ней была юбка ниже колен, белая сорочка, поверх которой жилетка. Униформа явно не соответствовала её внутреннему миру. А вот имя подходило. На металлическом беджике гравировкой отблескивало «Снежана». Борясь с желанием попросить посмотреть всех, я начал разговор.

– Здравствуйте, девушка, меня зовут Наум Белый, мне сказали прийти сюда и спросить Анну.

Алкоголь начинал выветриваться, я ощущал на языке вкус покидающих мой организм паров. Девушка чуть поморщилась. Сообразив, что дело в запахе, я, уже тише, спросил, нет ли у нее жевательной резинки. Она понимающе кивнула и протянула из-под стола мне пару подушечек. Откуда-то сзади я услышал сильный голос, обращённый явно ко мне.

– Вас просили спросить не Анну, а Елизавету.

– Простите, запомнил, что императрицу, но не запомнил, какую именно.

Обернувшись, я увидел перед собой высокую женщину с крепкой грудью и широким тазом. На вид ей было не больше тридцати трех, но по рукам и морщинкам в уголках глаз можно было предположить, что чутка за сорок. Именно такие встречаются в лучшем порно из раздела MILF.

Она вела меня по длинным коридорам редакции, бёдра её размеренно и грациозно покачивались, словно корма лодки во время лёгкого бриза. В какой-то момент эта качка напомнила мне блюющего мужика на остановке, и вернулась отступившая морская болезнь, пришлось прекратить пялиться на её зад.

Открылась дверь одного из кабинетов, что больше походил на переговорную. Стены его частично были обиты деревом. Панели разных размеров и оттенков иногда будто случайно заползали на потолок. На полу распластался большой коричневый ковёр с крупным ворсом, практически по центру стоял массивный стол в тон ковру. Всё вместе смотрелось довольно стильно и уютно, но мне сразу захотелось спать. К тому же откуда-то подул теплый ветер.

Елизавета уселась в большое кожаное кресло за столом, жестом указала мне на такое же, но поменьше, прямо напротив. Пока я усаживался, оно неуютно скрипело и пришепётывало.

– Вы что, пьяны? – спросила она строго, как только скрип утих.

Я ожидал враждебных вопросов на этот счёт.

– А Вы разве нет? Чудесный день, не вижу поводов оставаться трезвым.

Она внимательно рассматривала меня.

– Это у Вас на ботинках…?

Не сказав и двух полных фраз, она поставила меня в положение, когда я вынужден оправдываться. С другой стороны, не думаю, что в этот кабинет часто заходят в облёванных ботинках.

«Может за ковер боится?»

Мне показалось, что правда в данный момент будет выглядеть слишком неправдоподобной.

– Если не ошибаюсь, то остатки вчерашней пиццы, – я старался звучать как можно более непринуждённо.

– О боже, – брезгливо произнесла Елизавета.

Она перебирала какие-то бумаги, готовила диктофон, будто выбирая, каким образом начать разговор.

Мне показалось, что молчание длилось вечность, от тёплого воздуха веки начинали тяжелеть, кресло напротив отдалялось. Но из вытянутого сонного коридора меня достал неожиданно громкий и близкий голос. Я не смог собрать услышанные звуки и попросил повторить.

– Вы не против, если я буду записывать? – повторила она.

Несколько секунд я пытался понять значение слов. Затем дошло, и мне не хватило сил удержаться. Смех поднялся из глубины груди, сначала несколькими короткими толчками, но уже через несколько секунд я хохотал, как ребёнок от щекотки. В глаза прыснули слезы. Пару раз я даже хрюкнул.

По лицу Елизаветы было заметно, как стремительно тает её надежда на вразумительный разговор. Удивление сменилось недоумением, затем стало легким раздражением, вслед за которым пришли вечно идущие рука об руку жалость и презрение.

Конечно, она не могла знать, что именно меня так рассмешило, оно и к лучшему.

Я прекрасно понимал, насколько это глупо, но мозг иногда выдает подобные артефакты, появление которых в мыслях объяснить трудно. Как только Елизавета произнесла слово «записывать», я моментально сгенерировал ответ «да хоть закакивайте».

Это оказалось так отвратительно, неуместно и убого, что я не смог удержаться от смеха над собственной тупостью. Елизавета пристально смотрела на меня, во взгляде не было любопытства, напротив – она решала, что со мной делать.

– Знаете, Наум, – наконец сказала она, – я решила с Вами встретиться, потому как читатель хочет знать, что за личность кроется под фотографией на обложке их любимой книги. К тому же мы уделили разбору Вашей, – она подчеркнула интонацией формальность обращения, – работы часть предыдущего выпуска. Вполне закономерным стало решение продолжить разговор, на этот раз в формате прямого диалога. Я по-разному представляла нашу встречу, но Вы превзошли все мои самые смелые ожидания. Едва ли беседа выйдет приятной, однако уверена, что увлекательной, – она включила диктофон.

Где-то, где пересекаются линии, проходящие по касательной от ключиц, родился стыд.

Я так часто испытывал нечто подобное, что почти привык. Но самоедство не даёт мне покоя – каждый раз я представляю, что не сделал тех глупостей, которые сделал, и прихожу к выводу, что мог бы не оказываться в заднице так часто.

«В очередной раз я обосрался, а ведь не прошло и десяти минут».

Есть люди, которые умеют погружаться в управляемый сон. Один из способов контролировать происходящее – научиться задавать себе вопрос «как я здесь оказался?». Если вы не знаете логичного ответа, значит спите. Можно распоряжаться им, как угодно.

Когда со мной происходят подобные вещи, очень хочется, задав вопрос «как я здесь оказался?», не знать ответа. К сожалению, ответ есть всегда.

Я абсолютно точно знаю, как оказался в этой унизительной ситуации с обблёванными ботинками. Оставалось единственно правильное решение.

– Сожалею, что потратил Ваше время. Думаю, не стоит продолжать разговор, который начался подобным образом.

– Сядьте, – тон смягчился, – я же сказала – мы говорим.

Мне очень захотелось узнать, как звали её отца, и с этого момента обращаться к ней исключительно по имени-отчеству. Сонливость ушла, а вот желание, как можно скорее уйти, усилилось. Пауза затягивалась, я решил заговорить первым.

– Вы не поймите неправильно…

– Ваша книга, – вот чего она ждала – возможности перебить меня, – она вышла каким тиражом?