Максим Шарапов - Нюрнбергский лабиринт

Нового преподавателя пробовали на вкус, и больше всех старался Билл. Ему было важно, чтобы его неформальное лидерство поглотило и меня. Еще перед началом первой лекции он заявил, что выговаривать мое имя – Дмитрий – будет очень сложно, и предложил меня как-нибудь упростить. Гюнтер, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки, с улыбкой наблюдал, как я выкручусь из этой ситуации. Но выкрутила меня Хельга, которая среагировала быстрее:

– А можно мы будем называть вас доктор Дим? – она дружески улыбнулась.

– Доктор Дим? – я посмотрел на Хельгу и сделал паузу, – Конечно.

Дим. Просто и на европейский манер, да еще доктор. Мне понравилось, хотя никаким доктором я еще не был.

После неудавшейся попытки свести обращение ко мне до снисходительного, Билл несколько раз провоцировал меня двусмысленными вопросами, которые должны были показать всем мою некомпетентность в некоторых деталях, косвенно связанных с моей научной темой. И, правда, я знал не все, о чем он спрашивал. Но тут меня выручало житейское остроумие, прижившееся во мне еще до научной карьеры, и я разворачивал его вопросы против него самого, заставляя всю группу смеяться.

– Дим, вы не торопитесь?

Она окликнула меня, когда я уже вышел из университета на улицу.

– Нет, – остановился я. Мне льстил ее интерес.

– Тогда хотите, я скажу, что думаю о ваших лекциях?

– Конечно, – согласился я, надеясь, что ее комплименты не будут слишком приторными.

– Ваши лекции профессиональны, но очень скучны, – выдохнула она.

В моем лице, наверное, что-то переменилось, потому что она добавила:

– Вы же не обижаетесь на правду? – и, не дожидаясь моего ответа, продолжила, – создается впечатление, что вы хорошо знаете, о чем говорите, но вам уже скучно. Ваши мысли уже где-то дальше, поэтому произнесенные слова эмоционально пусты и не трогают. А я слышала, что русские часто побеждают как раз за счет своих эмоций. Хотя я плохо знаю русских, – она, наконец, замолчала.

Обвинить меня в мелких эмоциях мог только тот, кто меня совсем не знал. Но она была права: то, о чем я говорил на своих занятиях, я давно пережил. Я нервно мотнул головой в сторону и заметил куривших на крыльце университета Билла и двух его приятелей.

– Вы все-таки обиделись, – выражение ее лица намекнуло на извинения, и тут же сделалось неуловимо хитрым: – Но вы ведь сами попросили высказать мнение о своих лекциях.

Я совершенно не помнил, чтобы просил ее высказываться о моих занятиях, но мое затянувшееся молчание, наверное, только усиливало ее впечатление о моей эмоциональной тупости. И тогда я сказал:

– Я на правду стараюсь не обижаться. Это Билл пусть обижается, что ты с ним больше не спишь…

Ее глаза отшатнулись от меня в глубину:

– Откуда ты знаешь!?

– Не важно. Главное, не задохнись сейчас в своих эмоциях, потому что он с большим интересом смотрит на нас.

Она резко обернулась. Трое парней сделали безразличные лица и о чем-то заговорили.

– Молодец! – продолжал я разрушать миф о своей тусклой эмоциональности, – ты только что крикнула ему: Эй, а мы говорим о тебе!

Теперь она стояла передо мной растерянная, с проступившим откуда-то из глубины детским беззащитным лицом. Я чувствовал: еще мгновение, она повернется и уйдет. И тогда я взял ее за руку и повел по улице. Мы свернули в какой-то переулок, где нас уже не могли видеть любопытные студенты, прошли мимо антикварной лавки, книжного магазина, ресторана и я отпустил ее пальцы. Но она не отстранилась, взяла меня под руку и пошла рядом. Наши отношения словно повзрослели за эти двести метров, которые мы прошагали вместе.

– А знаешь, куда мы идем? – спросил я.

– Куда?

– Ты будешь показывать мне свой город, город в котором ты прогуливала школу, пила пиво втайне от родителей, впервые поцеловалась… Да?

– Да. Только где целовалась, не покажу.

– Почему это?

– Потому, что первый раз это было в Пассау, на экскурсии.

– Можно подумать в Нюрнберге ты не целовалась.

– Ну, ты же говорил про первый раз. Давай тогда, – она оживилась, – я не просто покажу, а мы попробуем пережить все еще раз?

– Договорились.

Теперь она вела меня по каким-то улицам и, не стесняясь, рассказывала о себе. Ее отец умер, когда ей было всего десять лет и счастливое детство, в котором они втроем с мамой путешествовали по разным городам, ездили отдыхать на море, где она была любимой папиной дочкой, оборвалось. Похоронив отца, мать очень изменилась: вытеснила из своей жизни его родственников и друзей, а потом в доме стали появляться чужие женщины…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.