Анна Веммер - Подонок

Снова яичница, на этот раз с сосисками. Я вообще никогда ее не любила, дома привкус жареных яиц вызывал тошноту. Но выбирать не приходится, и я съедаю все до последней крошки. Кроме яичницы на подносе только чай. Я медленно пью его, сидя у окна.

После того, как он высадил меня у подъезда, буквально через три часа мы с отцом поехали писать заявление в полицию. Или тогда она еще была милицией? Я помню, как сидела в кабинете следователя, каком-то жутко старом и неопрятном, совсем не вписывающемся в мир девочки из благополучной обеспеченной семьи.

– Что он сказал?

– Что подвезет меня домой.

– И ты села в машину?

– Я не хотела.

– А он что сказал?

– Предложил жвачку.

– Какую жвачку?

– Клубничную.

– Ты взяла?

– Нет. Мама не разрешает брать у незнакомых еду.

– И что он тогда сделал?

Смотрю на маму.

– Убрал ее в карман.

Он изменился. С нашей первой и единственной встречи Андрей Тихомиров изменился даже внешне. Я не знаю, куда он делся, как избежал срока. Знаю, что дело закрыли за недостатком улик или как-то так. Отчетливо помню, как папа бесился и кричал:

– Конечно, блядь, если у тебя в дружках Игорь Крестовский, тебя отмажут даже если ты вырежешь целую школу!

А мама его одергивала:

– Володя! Ну не при ребенке же!

А потом Тихомиров исчез. Газеты и бабушек на скамейках полихорадило еще с пару недель, и общественное внимание переключилось на другое происшествие. Но что творилось во время следствия…

Мы с мамой идем из магазина. Единственная мысль, которая меня занимает: успеем ли к любимому сериалу про ведьму Сабрину. Уж очень хочется посмотреть новую серию. Но мама не торопится: у нее новая стрижка и она хочет покрасоваться. Я знаю, что не стоит ее торопить: домой в этом случае мы придем быстро, но сериала я лишусь на несколько дней. Поэтому остается только надеяться, что успею хотя бы на конец.

После дождя асфальт влажный, всюду блестят мелкие лужи.

– Лиана, смотри под ноги! У тебя же новые туфли!

И я старательно обхожу все, даже самые крошечные, лужицы воды.

– Подождите! – слышим мы взволнованный женский голос. – Подождите! Марина Сергеева?

К нам спешит миловидная русоволосая женщина. Она явно чем-то расстроена: волосы взъерошены, глаза покраснели.

– Ты Лиана? – Она вдруг смотрит на меня.

А затем на маму. И у нее в глазах блестят слезы:

– Зачем вы это делаете?! Зачем?!

– Вы кто вообще?

– Я его жена! Что вам нужно? Деньги?! Скажите, сколько!

– Ах, вот оно что. – Мама отодвигает меня за спину. – Или вы уходите, или я вызываю полицию. Немедленно отойдите от моей дочери!

– Мой муж ее и пальцем не трогал! Он не способен угрожать ребенку!

– Серьезно? Тогда почему же его арестовали? Неужели только на основании заявления? Очнись, девочка, ты замужем за маньяком!

– Андрей не способен тронуть ребенка! У нас сын растет! Он просто подвез ее, и все! Девочка…

Она вдруг опускается передо мной на корточки. Из красивых серых глаз градом катятся слезы.

– Ну, зачем ты солгала? Ну, скажи, что он тебе не угрожал!

Маме все это надоедает. Она крепко берет меня за руку и тащит прочь.

– Так нельзя! Вы ему жизнь ломаете!

Мама оборачивается. Долго смотрит на эту несчастную женщину:

– Попросите вашего мужа объяснить тогда, что полиция нашла при обыске. Если он такой святой. И не приближайтесь больше к моей дочери, иначе окажетесь в соседней камере в СИЗО.

Мы идем прочь, и я боюсь обернуться и увидеть, как та женщина смотрит нам вслед.

Утром я открываю глаза и даже не понимаю, сколько времени. У меня нет часов, в комнате их тоже не наблюдается. Специально это сделано или Андрей просто забыл – неизвестно. Но, пожалуй, судя по цвету неба за окном, не больше восьми. Еще очень темно, почти как ночью.

Страх притупился. Превратился в тревогу, камнем лежащую на душе. Меня больше не трясет от мыслей о будущем. Но оно все еще туманно, разве что расцветает надежда: он не тронул меня, когда был момент, когда я подумала, что прикоснется. Кормит, забинтовал ногу. Значит, я нужна живая?

Для выкупа? Если Андрей десять лет скрывался, то ему нужны деньги, а у отца они есть. Вот только если бы я была уверена в том, что отец заплатит…

Поднимаюсь и осторожно ступаю на ногу. Больно. Наверное, сильный ушиб или вывих. Помазать бы мазью, но об этом даже просить страшновато. Вообще просить что-то у Тихомирова страшно, потому что я не заслужила даже взгляда.

Потом я умываюсь ледяной водой и делаю несколько глотков. Попросить воды – вот первоочередная задача. Воды, затем глянуть на настроение и попробовать закинуть удочку насчет "Финалгона" или другой какой мази для ушибов и вывихов. А потом думать о насущном и, быть может, попытаться поговорить.

Мое единственное развлечение: окно. Солнце встает с другой стороны, так что зрелище рассвета не такое уж захватывающее, но все равно красивое. Нежные пастельные цвета, блестящая гладь воды. Льда с каждым днем все меньше: я впервые вижу такую стремительную весну.

А потом вдруг я вижу Тихомирова. Он выходит на пляж для зарядки. Тайком я наблюдаю, как ходят под кожей стальные мускулы, когда он отжимается, как напрягаются мышцы пресса. Затем он раздевается и вдруг заходит в ледяную воду. У меня внутри все сжимается: я даже не представляю, как это холодно!

Обтирается водой и быстро выходит. На коже блестят капельки влаги, и нельзя не признать, что внешне он очень и очень хорош. Интересно, что с его женой? А еще, кажется, у него был сын. Они уехали вместе с ним? Они знают, что он собрался меня похитить?

Андрей вдруг поднимает голову и смотрит прямо на меня. Я отскакиваю от окна, приземляюсь на больную ногу и тихонько скулю, прижимая ладони к пылающим румянцем щекам.

Возвращаюсь в постель и следующий час терзаюсь сомнениями: притвориться спящей или все же сделать попытку выпросить воды и мазь.

Дом большой, звукоизоляция в нем хорошая, поэтому я не слышу, что происходит внизу. Это не ветхое здание, это частный коттедж на личном кусочке северного моря. Неужели он принадлежит Андрею? Мне слабо в это верится. Если в это поверить, то исчезнет надежда, что кто-нибудь все же найдет меня прежде, чем Тихомиров решится на что-нибудь страшное.

Он приходит, когда становится совсем светло. Привычно не глядя на меня ставит на стол поднос с яичницей. Я с трудом прикусываю язык в последний момент, с губ уже срывается: "Опять яичница!".

– Подожди! – прошу, стараясь выглядеть спокойной. – Мне нужно воды. Я не могу пить из крана.